Зенит - Чемпион ?
Ну...примерно как Д(К).
Все форумы |
Авиационный |
Сослуживцы |
Авторские |
↓ ВНИЗ |
|
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
← На главную страницу |
Все форумы |
Авиационный |
Сослуживцы |
Авторские |
Реклама на сайте | Обратная связь/Связаться с администрацией |
Я служил в Насосной с марта 1977 года по июнь 1985 года. День моего приезда к новому месту службы, 10 марта, совпал с 'девятью днями' гибели Александра Пелешенко:
Были ночные полеты, самолеты один за другим уходили в черное южное небо. Ничего не предвещало беду. Руководил полетами командир полка, подполковник Сахабутдинов. Заход был со стороны моря, как в шутку летчики называли 'посадка на авианосец', хотя край полосы был на удалении три километра от береговой черты. В разгар полетов, когда заканчивался очередной 'разлет', со стороны моря 'потянуло' облачность приподнятого тумана. Сахабутдинов срочно начал заводить экипажи на посадку - типичная ошибка не опытных руководителей полетов при ухудшении погодных условий. Как правило, есть запасные аэродромы, на которых стоит прекрасная погода, топлива вполне хватает туда долететь, но РП во что бы то ни стало стремиться усадить экипаж на своем аэродроме, по принципу: дома и стены помогают. Хорошо, если погодные условия еще позволяют безопасно совершить посадку, или уровень подготовки летчика настолько высок, что он может сесть практически 'вслепую'. Но не всегда желаемое совпадает с действительностью. Первым заходил на посадку заместитель командира полка подполковник Геннадий Веракса. Он-то и доложил, что с моря вынесло тонкую облачность с верхним краем сто метров и нижним пятьдесят. Учитывая то, что полк только начал летать ночью, и основная масса летчиков была подготовлена только в простых метеоусловиях, разумно было отправить два экипажа находящихся в воздухе на запасной аэродром Кюрдамир, который находился всего в ста двадцати километрах от основного. Тем не менее, командир принял решение сажать их 'дома'. Александр Пелешенко успешно выполнил заход на посадку, но когда он был на удалении от полосы метров пятьсот, РП обнаружил, что забыл включить посадочные прожектора и отправил летчика на повторный заход. Уходя на 'второй круг' с высоты выравнивания Пелешенко, как будто чувствуя, что нельзя этого делать, обронил фразу по рации:
- А я бы сел!
Обычно пилоты не комментируют действия руководителя полетов, но очевидно заход был настолько сложным, что вызвал невольную досаду у летчика, что его 'угоняют' на второй круг. Повторный заход Александра совпал с проходом над стартом начальника штаба эскадрильи, капитана Алексея Снимщикова на высоте восемьсот метров. Руководитель полетов, наблюдая визуально по аэронавигационным огням самолет Снимщикова, который был над облаками, принял его за самолет Пелешенко. Естественно, что Снимщиков был гораздо выше глиссады снижения, и Сахабутдинов настойчиво начал давать команды на снижение. Также естественно, что последний на эти команды не реагировал, ведь адресованы они были другому пилоту. Александр, слепо выполняя команды РП, продолжал снижение и на удалении девять километров столкнулся с водной поверхностью Каспийского моря. В данной ситуации проявил полнейшее бездействие руководитель зоны посадки капитан Швецов. Наблюдая катастрофическое снижение самолета, он не предотвратил его и не поправил Сахабутдинова, когда тот упорно загонял экипаж в пучину Каспия. После пропадания на экране метки от самолета, осознав, что за такую ошибку можно и в тюрьму сесть, засветил пленку фотоаппарата, на которой остались 'следы' захода. Всю ответственность за происшествие взял на себя командир полка.
За свою 'порядочность' Швецов ограничился вызовом на партийную комиссию, что для него было как мертвому припарка. В сорок лет никакая партийная комиссия уже не могла повлиять на карьерный рост перезревшего капитана.
Не подсказал руководителю полетов и Алексей Снимщиков, который должен был понимать, что РП попутал его с Пелешенко. Посопев в тихую в две дырочки, он после исчезновения с экрана посадочного локатора метки самолета Пелешенко, был отправлен на запасной аэродром Кюрдамир, где и произвел благополучную посадку. Но про безынициативность летчика при разборе происшествия никто не вспомнил. Работала 'совдеповская' система, когда лучше и безопаснее для себя было промолчать.
Поиски пропавшего экипажа ни к чему сначала не привели. Очевидцы происшествия - местные браконьеры, направили поисковую группу подальше от места своего промысла. Только днем обнаружили несколько фрагментов самолета на удалении девять километров от полосы на посадочном курсе. Тело летчика так и не нашли, и как обычно в таких случаях в гроб положили мешки с песком.
К слову сказать, останки пилота были выброшены на берег через полгода, определили их по парашютной подвесной системе. Но никто естественно перезахоранивать их не стал. Такова суровая, правда жизни в авиации. Сколько могил летчиков по всему белому свету без праха своих хозяев, об этом, наверное, не знает и сам Всевышний. Дай Бог, чтобы души их нашли в небесах упокоение.
Так произошла первая, но далеко не последняя потеря восемьдесят второго полка на новом типе самолета.
Вторая катастрофа на МиГ-25 произошла в этом же роковом 1977 году 26 октября.
Погиб старший лейтенант Вячеслав Рахимов. Он был одним из лучших молодых летчиков полка. Небольшого роста, необычайно подвижный и энергичный пилот притягивал к себе окружающих неподдельной честностью, порядочностью, стремлением, во что бы то ни стало достичь вершин летного мастерства и сделать в хорошем смысле карьеру. С первых же дней он без проблем, уверенно и стабильно стал проходить программу переучивания. Я не помню случая, что бы его как-то 'журили' на разборе полетов.
Когда произошла катастрофа, я был в очередном отпуске, но в Насосной. Весть о его гибели мне принес Сергей Павлишин, мой однокашник по училищу, с которым мы начинали служить сначала в Астрахани, а затем вместе 'загремели' в Азербайджан. Он также находился в отпуске, и узнал о произошедшем, грубо говоря, на улице. Не веря в случившееся, мы бросились с ним на аэродром. По угрюмым лицам пилотов было понятно, что произошло непоправимое.
Славик упал в двадцати километрах от аэродрома, посредине основания Апшеронского полуострова. Всю ночь пока наши командиры проводили предварительное расследование, мы пили в гаражах спирт, стараясь залить постигшее нас горе. Летчики полка, не смотря на иногда возникающие разногласия и стычки, жили одной семьей, и потеря всегда больно отзывалась в наших сердцах. Рахимов, всеобщий любимец и один из сильнейших летчиков полка, в моем понятии не мог вот так уйти из жизни. Никто не мог сказать, почему и как это произошло. Днем, в простых метеоусловиях, когда ни видимость, ни облака, не могли быть помехой, он не долетел до полосы два десятка километров. Просто пропал с экрана локатора, никому ничего не доложив.
Уже гораздо позже анализируя его полеты, мы смогли выдвинуть наиболее правдоподобную версию катастрофы. На МиГ-25 была шторка, которая должна использоваться в военное время для уменьшения влияния светового импульса при ядерном взрыве. Обычно летчики ею пользовались, прикрываясь от яркого солнечного света, оставляя небольшую щель для визуального полета. Но Славик, для которого каждый полет был вкладом в копилку своего опыта, использовал ее при заходе на посадку для тренировки в приборном полете. Вот и в этот раз он, вероятно, закрывшись шторкой, заходил на посадку 'вслепую'. И как это не досадно, допустив ошибку в считывании высоты, он спокойно снижался на посадочном курсе, предполагая, что высота на тысячу метров больше, чем была на самом деле. На удалении двадцать километров, ничего не ожидающий пилот, встретился с землей: Вот такая нелепая смерть одного из лучших летчиков полка. Конечно это наиболее вероятное наше предположение, ведь другого объяснения, почему высота на всей глиссаде снижения была на тысячу метров меньше, у нас просто не было. О том, что он закрывался шторкой, он делился со своим лучшим другом Юрой Поварницыным.
И опять руководитель посадки 'проспал', на этот раз это был Николай, фамилию его, к сожалению не помню. В отличие от Швецова, он пленку не засветил и честно сказал, что 'прозевал'. Так как полет практически был в простых метеоусловиях, то экипажами он не управлял, и не контролировал заход по высоте. Авиация еще раз всем нам напомнила, что безобидных мелочей не прощает. А плата за них самая дорогая - жизнь! Безусловно, в своей гибели Славик был виноват сам. Почти каждый летчик за свою летную жизнь хоть раз путает высоту. Был однажды такой грех и у меня, но мне повезло, я ее попутал в сторону увеличения. Особенно опасно попутать высоту ночью, когда даже вне облачности, при отсутствии световых ориентиров, визуально определить высоту не возможно. Дело в том, что традиционный указатель высоты имеет две шкалы и две стрелки. Внешняя показывает десятки и сотни метров, и когда большая тонкая стрелка пройдет по ней круг, на маленькой, внутренней шкале, 'толстенькая' короткая стрелка покажет летчику, что высота уменьшилась на километр. Каждое деление шкалы соответствует одному километру, поэтому попутать высоту, особенно, если пилот на какой-то период времени отвлекся, не представляет большого труда. Став инструктором, я неоднократно сталкивался с такими ошибками со стороны летчиков. Будь Славик не под шторкой, он, конечно же, вовремя определил бы свою ошибку. Но обстоятельства сложились трагически, и никто ему не подсказал.
Славик, узбек по национальности был круглым сиротой. Его родители погибли в автомобильной катастрофе, когда он еще был ребенком. Маленького мальчика взяла на воспитание простая русская женщина. Слава знал об этом, да и скрыть это было очень трудно, так как его внешность была типичной восточной. Он боготворил свою приемную мать. За свою недолгую офицерскую жизнь он сменил два гарнизона, 'таская' за собой престарелую женщину.
Вдова Славика настаивала похоронить его в Армавире, а мать убедила похоронить его в Насосной, так как ехать ей было некуда, и последние свои дни она бы хотела провести рядом с могилой приемного сына.
Похоронили Славу в Насосной, на местном кладбище, где мусульманские могилы перемешались с христианскими. С мрачными мыслями о несправедливости судьбы нашего друга, мы несли на своих плечах в последний путь своего товарища.
Маленькая симпатичная, несмышленая девочка лет четырех с ярко выраженными узбекскими чертами никак не могла понять, почему плачет мама, бабушка и другие женщины, и почему все говорят о папе в прошедшем времени.
Это была первая при мне потеря боевого товарища в новом полку. Прошло немногим больше полгода после гибели Александра Пелешенко, и полк снова хоронит своего летчика. И опять виноват пресловутый 'человеческий' фактор. Ошибся пилот, на его ошибку наложилась ошибка руководителя полетов, или наоборот, и безобидная ситуации становится аварийной или катастрофической. Если бы Пелешенко запросил у руководителя зоны посадки свое удаление, или хотя бы сказал высоту полета, то наверняка понял бы катастрофичность своего положения. Если бы Рахимов, хоть раз взглянул на радиовысотомер, то не стал бы снижаться навстречу преисподней! Но, увы, кто-то где-то чего-то не досмотрел, не доучил, не проконтролировал. И если ошибка для сидящего на земле руководителя в худшем случае закончится досрочным увольнением, то такие ошибки для пилотов в большинстве случаев все заканчивается могилой.
В 1989 году, будучи слушателем командной академии ПВО, я посетил могилу Славы Рахимова. Заброшенный могильный холм со звездой на обелиске навеял воспоминания двенадцатилетней давности. Рядом были оскверненные могилы местных армян. Порушенные варварами памятники и надгробные камни, искореженные изгороди, поваленные поминальные столы зловеще предостерегали о близкой социальной буре, о скором развале советского строя. Но в воздухе проносились крылатые МиГи, грохот их двигателей звучал гимном памяти покоящегося в этой песчаной земле человека с короткой и непростой биографией. В те самые минуты под впечатлением памяти своего товарища, вида кладбища и проносящихся с грохотом, как ни в чем не бывало самолетов родились слова:
На выжженной солнцем пустынной земле,
Покоится Славик Рахимов.
Застывшая вечность в могильном холме,
И МиГи проносятся мимо!
Он жизнь прожил не с конца до конца,
Он мало любил, был любимым,
Растет где-то дочка, не зная отца,
И МиГи проносятся мимо.
А было ведь время, знавал небеса,
Казалось, что Бог в побратимах!
Касалась фортуна дыханьем лица
И миг неудачи проносится мимо!
Разгневался Бог, полыхнула гроза!
Безжалостно мир опрокинув!
Ослепла старушка, исплакав глаза!
А МиГи пронося мимо!
Упала машина в последнем пике!
Беспомощно крылья раскинув!
Сгорела звезда, лишь блеснув вдалеке!
А МиГи проносятся мимо!
Лежит он один средь восточных могил!
В земле да не той, что родима!
Он брошен как семя для всхода мужчин!
И МиГи проносятся мимо!
К нему я пришел, поклонившись, сказал:
- Прости нас живых, невредимых!
Песок увлажнила скупая слеза,
И МиГи проносятся мимо!
И слышится мне, будто шепчут уста:
- О жизнь! Ты ни с чем не сравнима!
Живите ребята, и ради Христа!
Пусть МиГи проносятся мимо!...
До перевооружения на самолет МиГ-25 насосненский полк летал на самолетах Як-28п и был одним из самых аварийных в авиации ПВО. Почти каждый год происходило по одной, а иногда и по две катастрофы, а это значит, что хоронили в год по два-четыре пилота. При переучивании на новую технику большинство летчиков летающих на Яках отказались от МиГов. Информации по катастрофам 82 иап до 1977 года и в постсоветское время у меня нет.