Всем.
Это было знойным летом...
...
Адик, найдя место наилучшего месторасположения в тени самолёта - под фюзеляжем в районе зализа левого полукрыла, стоял, широко расставив ноги и сцепив кисти рук на затылке, внимательно наблюдая за движением затенённого самолётом участка асфальтового покрытия предангарной территории. Было нестерпимо жарко. Вместе с тем, опытным путём найдя место наилучшего благоприятствования, где легчайшее движение воздуха за чёт конфигурации обшивки самолёта превращалось уже в лёгкий ветерок, Адик чувствовал себя лучше, чем в Ангаре. В Ангаре, к слову сказать, уже не спасало даже лежание на "холодном" бетоне. Ибо бетон уже принял температуру тела.
Так вот... Адик старался находиться в тени, но, вместе с тем, не в силах был остановить движение небесных тел. И был вынужден всё ближе передвигаться к фюзеляжу. Ибо солнце также неотвратимо старалось достичь зенита своего дневного путешествия. Конечно, можно было находиться в прохладном салоне самолёта. И добрый Роланд никогда не отказал бы Адику в таком удовольствии. В то же время, Адик отлично понимал, что будет только мешать членам экипажа и, особенно, стюардессе в подготовке самолёта.
Но, вдруг, из открытого проёма двери-трапа появилась голова командира самолёта:
- Адик, пожалуйста, зайди внутрь!
Адику дважды не нужно было повторять просьбы...
Он вошёл в кабину пилотов. Роланд, озабоченно набирая "точки прохода маршрута", задал вопрос:
- Адик, а что такое - ШУЛМЭН?
Адик, в свою очередь, удивлённо посмотрел на Роланда:
- Кому лучше знать? Мне или тебе? И потом... я уже забыл - когда летал... да и не припомню ни одной "европейско-азиатской помойки" с таким названием....
Роланд поднял глаза на Адика:
- Это... сибирская...
Адик понимающе кивнул и, чрез мгновение, повернулся к выходу. Через минуту Роланд и Алекс наблюдали Адика, медленно бредущего, причём - широко расставляя ноги, в сторону малой церберской.
...
Василич сидел на старом, облупленном стуле, спинка которого была оторвана, судя по внешнему виду повреждений, несколько лет назад. Руки его были широко расставлены на уровне плеч. Он что-то вещал молодому подцербернику, который внимал вещавшему, широко разинув рот. Василич был, что называется - в ударе:
- А я ему говорю - "Вот такаааяяяя!!!"
Продолжал Василич, не обращая внимание на вошедшего Адика.
Но, чтобы прекратить это василичево словоблудство и немедленно обратить на себя внимание, Адик молча опустил одну из его рук. Василич обернулся с вопросительным выражением своего раскрасневшегося от натуги, или от жары, лица к Адику:
- Ты... чего...?
Адик приступил к делу:
- Василич, выручи! Что это за аэропорт "ШУЛМЭН"?
Василич опустил другую руку и, скромно, как бы укоризненно, от незнания Адиком географии собственной великой страны, произнёс:
- Чульман. Это... примерно шестьсот километров от Якутска... Там... золотишко... рыба... и, в основном, уголёк. А чего тебе там надо? Я... там... на Ил-14 носился и днём и ночью... Знаешь! Я там такую....
Адик в это время уже был на полпути к своему, одиноко стоящему "на предангарке", самолёту. Вскоре он поднялся в самолёт и, вытирая платочком пот со лба, произнёс сидящему в салоне Роланду:
- Это... шестьсот километров от Якутска... уголёк... рыба... и много золота...
...
С уважением.
"Я думаю, что это нечто большее..."
Да, понимаю...