Но окончательно меня добил мой бывший инструктор и однокашник Юра Москвитин. «Я, - говорит, - даю команду командиру корабля : «Парашют», но сам никогда не жду, когда он её выполнит. Я всегда выпускаю парашют сразу сам, а он пусть потом давит кнопку – тренируется. При таком подходе парашюты всегда выйдут вовремя, а то мало ли у кого «какой фитиль». «Юра, «блин», почему ты не поделился со мной этим нюансом раньше»? спросил я. «Я думал, тебе сказали…"(инструкторскую программу со мной летали другие.)
Резюме: я описал два случая, где два инструктора и один командир корабля не справились, хотя все считали себя готовыми к полёту. У Жукова и командира отряда с Севера – причина стресс, так на них обоих повлиял, что сидели в самолёте с «квадратными глазами», если называть вещи своими именами. У меня – личная плохая подготовка к полёту и недоученность как инструктора. Я ещё вернусь к теме «Надёжность лётчика. От чего она зависит?» Но сейчас ограничусь прописной истиной – надёжность лётчика – это, во-первых, константа непостоянная. Во-вторых, можно иметь квалификацию лётчика 1 класса, но не быть надёжным лётчиком. А вот как им стать, поговорим в следующем рассказе
Я в который раз задаю себе вопрос: «Как это можно перепутать??? «Сено – Солома» - Правая рука – Левая рука. ( У нас это называется «перенос отрицательного навыка»…) Как ты готовился к полётам, «блин»? Но пацана воспитывать некогда, мы ж бежим… Выпускаю парашют от себя. И всё было бы без проблем, но пока я отвлёк на долю секунды взгляд влево, «пацан» уже успел сойти с осевой линии ВПП, по которой мы совершали пробег, на пару метров вправо. В итоге, правая тележка шасси стала бежать по линии стыка между плитами, которая, как это положено, залита гудроном. Но он от жары расплавился. Все три пары колёс его намотали на себя, и торможение стало намного менее эффективно, чем обычно. Короче, мы остановились в пределах полосы, но радиуса, чтобы развернуться в рулёжку, уже не было.
По науке, в таких случаях двигатели положено выключить, подъедет тягач с водилом, и тебя спокойно отбуксируют на стоянку. Но летает 14 самолётов, очередной подходит к ДПРМ, и я представляя, какую «колбасу» создам сейчас руководителю полётов. (Сам к тому времени уже отруководил полётами лет 15, так что «фантазию» напрягать не надо). А накануне зам Комадующего ВВС Черноморского флота генерал Рубан, который тоже проходил переучивание в этом потоке, оказавшись в нашей ситуации, просто вырулил на концевую полосу безопасности, там развернулся на 180 градусов и освободил полосу в конечную РД. Правда, я не учёл, что было это с курсом 230 градусов, а мы в эту смену летали с курсом 50 градусов. В общем, я решил поступить также.
Даю команду командиру отряда: «Выводи оборотики, прижимайся влево и правым разворотом освобождаем полосу». Но как только мы выехали на концевую полосу безопасности, покрытую, как я считал, асфальтобетоном, асфальт разошёлся, и мы увязли в нём «по самые яйца» - «пардон» перепутал – по самые ступицы. Причём после этого асфальт опять сошёлся, т.е. зажал колёса намертво… Съехалась техника, собралось много народа, самолёты, что были в воздухе, угнали на запасной аэродром. Все «охали – ахали», а я ходил кругами вокруг самолёта, и никак не мог понять, как это мы въехали туда по своей "дурости". Короче, самолёт выковыривали с асфальта почти двое суток. Аэродром ремонтировали неделю… Вот уж правильно сказал писатель О. Генри : «Чужой опыт ничему не учит, только свой». Но что самое для меня обидное – подошёл ко мне потом командир отряда майор Дружинин: «Василий Васильевич, а Вы разве не знали, что с этим стартом бетонной подушки под асфальтом нет»? С курсом 230 есть, а с курсом 50 нет. Шесть лет назад мы уже доставали оттуда экипаж, который выкатился». На что я в сердцах ответил: «Ребята, я же в вашем полку летаю всего два года - не могли раньше сказать?