Не, даже про баб их не раскачаешь! Вот что значит механики! Ночью с тёплой турбиной в обнимку спят.

skudno u nih tolko Ka 50 i fsee

zrja

однолетџане благодарју за поддершку...
спасибо

"Через несколько дней, в середине июля, на корабле производили тренировочные полёты. Во время одной из посадок лётчик промахнулся мимо посадочной площадки и садился в капустник на берегу р. Нары. Пока корабль катился по твёрдому грунт, всё было нормально, но как только колёса попали на вспаханную полосу - почти на самом берегу реки, колёса погрузились по ступицы в мягкий грунт, корабль остановился, хвост задрало вверх, подломились шасси, и винты работающих моторов разлетелись в щепки. Прибежавшие люди опустили хвост и обнаружили поломку переднего лонжерона крыла. Дальнейшим осмотром корабля выяснено что он потерял регулировку, часть стяжек найдена оборванными и корабль подлежит списанию.
Так закончилась исключительная эпопея отечественной бомбардировочной авиации, комплектованной единственными в мире воздушными кораблями "Илья Муромец".

Михаил Никольский:
спасибо товариш за хлеб и за сол

короџе на Баллантаине остановилса...
самогонка...

Состав коктейля Джек Потрошитель: яйцо (куриное) сырое в скорлупе, ром, абсент, водка и соляная кислота в равных пропорциях.
О готовности коктейля свидетельствует растворение последних остатков скорлупы.
Обычный человек может выпить не больше 2-х порций.
Свое название коктейль получил за специфические ощущения на следующее после питья коктейля утро.
Впервые состав коктейля приведен М. Рейнольдсом в рассказе "Эксперт".
Лично у меня иногда не хватает либо ингредиентов, либо терпения.
И тогда я просто наливаю в кварцевый стакан на два пальца простой "Царской водки".

Алкоголики - беспредельщики! Лучше по вкусу, и полезнее, молока курдля нет ничего в нашей галактике Млечный Путь.

Селенит:

....
И тогда я просто наливаю в кварцевый стакан на два пальца простой "Царской водки".



Лучше наливать на дно "кварцевого стакана".

От двух пальцев крепость простой "царской водки" падает.

Детали - но существенные! Благодарю, отче! Мы с Вами люди опытные, понимаем что к чему. А молодёжи пальцы пригодятся на производстве, либо в военных упражнениях.

Селенит:

... Мы с Вами люди опытные, понимаем что к чему. А молодёжи пальцы пригодятся на производстве, либо в военных упражнениях.



Или ещё "об асфальт" ими - была такая народная забава.
У спорщиков.

Кстати, отче! Над чем сейчас трудитесь?
В нащих безатмосферных условиях Ваш опыт полётов на устройствах легче воздуха ценен только как памятник Мысли.
Сам я имею страстишку. Построил у себя в мастерской яхточку класса "Подсолнечник". За один лунный день оборачиваюсь до орбиты Юпитера и обратно. Особенно люблю путь обратно - приходится галсами идти. Тут без мастерства - никуда.

голова не болитттт...
и то хорошо...

Селенит:

Кстати, отче! Над чем сейчас трудитесь?
В нащих безатмосферных условиях Ваш опыт полётов на устройствах легче воздуха ценен только как памятник Мысли.
Сам я имею страстишку. Построил у себя в мастерской яхточку класса "Подсолнечник". За один лунный день оборачиваюсь до орбиты Юпитера и обратно. Особенно люблю путь обратно - приходится галсами идти. Тут без мастерства - никуда.

Вам то хорошо, царей нет...
А пока, пока есть время - пытаюсь сделать невзрывающийся порох...

Так.
На всякий случай.
:-(

Для Кузмы Францаизовича: Вот у Вас она одна. А у меня - две!Можете представить ситуёвину?

пиво он пет

Отче! А не хотите мигрировать в наши времена? Тут где-то крутились Хыбек с профессором Тарантогой. У них есть времясмеситель. Если попросим, то они Вас выдернут из Вашего времени, где властвуют барщина, оброк, церковная десятина, крепостное право, и, вообще, мракобесие. И к пролетариату, крестьянству и трудовой интеллигенции плохо относятся самодержцы.

Селенит:

Для Кузмы Францаизовича: Вот у Вас она одна. А у меня - две!Можете представить ситуёвину?

Ёпрст!
Это же в 2(ДВА!!!) горла пить можно!

тикет в то врема дорогово стоит
сам бњ хотел
но варианти НО НО НО

все мошет бит...

Селенит:

Отче! А не хотите мигрировать в наши времена? Тут где-то крутились Хыбек с профессором Тарантогой. У них есть времясмеситель. Если попросим, то они Вас выдернут из Вашего времени, где властвуют барщина, оброк, церковная десятина, крепостное право, и, вообще, мракобесие. И к пролетариату, крестьянству и трудовой интеллигенции плохо относятся самодержцы.

Мракобесие-то оно мракобесием, однако же пролетариат, крестьянство и трудовая (прости Господи, придумают же!) интеллигенция как-то не очень, да и нам, дьякам, барщина, оброк - и особливо церковная десятина, горазддо ближе...
А выйдешь вечерком за амбар, да молодуху какую, да ущипнёшь, да на сеновал её, плутовку...
Эх...

ушипнул на медни
оказалѕа транссексуалом
ушосссс.....прием 121.5 сос

Про два горла. Не получается. Нет в этом мире совершенного счастья. Объяснюсь. Это у вас, млекопитающих развились два полушария мозга, и находятся они у вас в одном месте (пардон, не хотел двусмысленности, поэтому уточняюсь), в голове. На планетах с пониженной гравитацией (вот хотя бы как у меня на родине) нет понятия полушарие (пардон, опять не хотел двусмысленности - на половину шарите, поэтому уточняюсь), половины шара. У нас в каждой голове по одному мономозгу. Так, вот, как и в вашем клиническом случае с полушариями (пардон), в нашем клиническом случае, каждый мономозг отвечает за функционирование противоположной ему (если вертикально провести вдоль туловища ось симметрии) части тела. Аналогично, левый мозг - интраверт и фантазёр, а правый мозг - скептик и практик. Таким образом, интраверт из левой головы допускает принятие в горло правой головы крепких прохладительно-горячительных жидкостей, а практик из правой головы не допускает в горло левой головы ничего кроме ваших аналогов кваса, минералки, кефира и молока. Ведь скептик и практик знает чем кончается пристрастие интраверта и фантазёра. А кончается это всё утренней головной болью. А утро у нас длинное - несколько ваших дней.

Правый мозг потому, что он всегда прав?

А выйдешь вечерком за амбар, да молодуху какую, да ущипнёшь, да на сеновал её, плутовку...
Эх...

Уже более шестидесяти ваших лет мы у себя принимаем ваши телевизионные передачи (правда с незначительным запозданием) и имеем представление о вашем забавном способе размножения. Мы поняли, что у вас этот процесс всегда сопровождается наслаждением и не всегда этот процесс осмысливается вашим составным мозгом.
У нас размножение является мучительным процессом, и сопровождается болью (ничего схожего с вашим, т.н. совокуплением наш процесс не имеет). Именно поэтому мы крайне ответственно и серьёзно относимся к продолжению рода. Именно поэтому оба мозга перед этим процессом забывают о лёгком антогонизме и слаженно обдумывают все последствия и все побудительные мотивы.

Фершалу: Таковы законы в этой части Вселенной. В Антимирах всё наоборот.

я лазил на http://sww.suchka.moon/
Страсти какие!

Так и живём. Хорошо хоть тяготение в шесть раз меньше...

Инопланетчиков - в Конвертор! Всем местным, после проверки лояльности на полиграфе, рекомендуется разбиться на экипажи, и заняться подготовкой к полётам.

2 Михаил Никольский:

Узнав об аварии корабля «ИМ» по внезапно замолкшим моторам, я посмотрел в сторону его предполагаемой посадки и увидел из-за деревьев хвост самолета, задранный в небо…
У куртки авиационного техника на спине под воротником есть клапан, под которым сложен капюшон для дождливой погоды. Надев резиновые сапоги и накрыв голову капюшоном, я зачмокал сапогами по раскисшему от дождя полю к месту аварии, в сопровождении мотористов и механиков. Попав на место, мы увидели пристыженного военлета с расквашенным носом и слабо похмеленного «инструктора». Накинув на фанерный коробчатый хвост аппарата веревочные петли, мы осторожно привели его в горизонтальное положение. У воздушного корабля был поломан передний лонжерон правой полукоробки крыльев, повисли прослабленные тросовые расчалки, по полотну клеток на нижнем и верхнем крыльях пошли диагональные сборки от остаточных напряжений. Это было самое неприятное. Менее настораживали сломанные подкосы шасси. Надо было вывозить аппарат с места аварии.
Разбитые вдрызг пропеллеры – ерунда. Чем хорош деревянный винт? Неожиданно натыкаясь на препятствие, он разлетается вдребезги, отнюдь не повреждая вала мотора. Подняв с земли лакированную щепку переклейки от винта «интеграл» Шовьера, я сунул ее в нагрудный карман куртки – на память. Работы было больше, чем на полдня.

-Ребятки! – обратился я к пришедшим со мной механикам и мотористам – Придется вам сходить на склад, погрузить в подводу четыре пропеллера, винтовые растяжки, тонкого троса аршин пятьдесят, винтовые разжимки, домкраты, среднего калибра шпильки, полосы десятислойной фанеры, бурав, ящик с инструментом, моток мягкой проволоки, ветошь и … вроде все? Как погрузитесь – мигом обратно. Сегодня задержимся часов до семи-восьми. Скажите на кухне, чтобы ужин привезли сюда! Команда зашлепала по направлению к мастерским, и я остался в обществе летунов-неудачников.
Если военлет (молодой прыщавый парень из солдат) чувствовал свою вину, отводил взгляд, шмыгал носом, вытирая его рукавом, то «инструктор» пытался сохранить независимо бравый вид, не смотря на обилие винных паров.

-Милейший главмех! Вы что же, всерьез надеетесь вдохнуть жизнь в этот отживший хлам?
-Уважаемый Модест Аполонович! – отвечал я ему – во первых- это мой долг, во вторых нашим конструкторам еще не скоро удастся изобрести что-то подобное.
-Зря, батенька! Восстанавливать творение богомольного эмигранта? Вас могут не правильно понять!
- Вы видите эту заплатку? – я указал ему на аккуратную фанерную наклейку на борту кабины. – Я лично ставил ее под Житомиром! Это была дырка от пули дум-дум, которой ранило капитана Модраха… А вы – хлам… Кто меня может неправильно понять? Вы-с и вам подобные?
К счастью, показалась подвода полная народу и ожидаемого имущества. Двое пеших тянули лошадей под уздцы.
Перво-наперво пришлось подложив в грязь несколько дощечек, поднять пострадавший аппарат на домкраты. Затем заняться сломанным лонжероном. Удалив ножом остатки полотняной обшивки клетки и выбросив отломанные носики нервюр я, с помощью винтовой разжимки, свел концы обломков встык. При этом расслабленные тросовые расчалки стали натягиваться и их пришлось немного отпустить. Механики наложили «шины» из полос фанеры и закрепили их струбцинками. Подозвав несчастного военлета, я указал ему на укрепленный лонжерон и отломки нервюр:
-Вы видите, цвет дерева – золотистый? Ни каких следов гниения, или хотя бы, потемнения нет! Орегон-пайн великолепное дерево! Да и лакировали на РБВЗ на совесть! Какой же это – хлам? Этому аппарату еще летать и летать! – военлет снова шмыгнул носом и лицо его приняло более веселое выражение. Просверлив буравом несколько отверстий мы закрепили «шины» шпильками, снова «на глазок» натянув расчалки, ориентируясь по исчезновению диагональных складок в обшивке. На левом крыле работа уже кипела: мотористы меняли винты, промывали набравшиеся грязи фильтры моторов. Теперь мотористов можно было пускать на временно укрепленное правое крыло. Мне же снова пришлось при помощи разжимки и «шин» временно укрепить сломанные подкосы шасси. Дождь не прекратился, но стал слабее. Стекающая за шиворот вода немного раздражала, но работать было можно. Разбитое остекление кабины и треснувший «оконный переплет» будем чинить в ангаре.
Часам к семи, машину опустили на грунт. Мотористы стали проворачивать винты, приготовляя моторы к пуску. Я залез в кабину и сел на кресло пилота. Стеклянные бензиномеры уцелели при аварии и показывали 1/3 баков. По моей команде запустили сначала левые, затем правые моторы. Прогрев их на малых оборотах я, помня о раскисшем грунте, приказал двоим из эвакуационной команды залезть в кабину хвостового стрелка. Четверо мотристов уперлись в подкосы и стойки левого крыла. Постепенно прибавляя газ правым моторам, я довел их до почти взлетного режима, держа штурвал чуть «от себя». Наконец хвост аппарата начал двигаться, описывая радиус. Весь аппарат поворачивался вокруг левой стойки шасси. Закончив поворот, я убрал газ и жестом велел механикам осмотреть шасси. Выскочив из-под крыла, они показали мне большие пальцы, значит – все в порядке! Постепенно прибавляя газ всем четырем моторам, я медленно порулил к стоянке, пропахивая в грязи глубокие борозды. Штурвал приходилось держать полностью «на себя», что бы в случае чего, не повторить подвига лихих пилотов, которые шлепали по грязи поодаль. Через двадцать минут такого руления аппарат вылез на более твердый грунт, а еще через десять, его уже под крылья закатывали в ангар. Впереди нас ждал обстоятельный и неторопливый ремонт. Один вопрос не давал покоя: почему на обратном пути нам так и не встретился повар с ужином?

Селенит:
... А кончается это всё утренней головной болью. А утро у нас длинное - несколько ваших дней.


Нет худа без добра - это же сколько опохмеляться можно...
Сколько мёда-пива выпить...

Селенит:

Уже более шестидесяти ваших лет мы у себя принимаем ваши телевизионные передачи (правда с незначительным запозданием) и имеем представление о вашем забавном способе размножения. Мы поняли, что у вас этот процесс всегда сопровождается наслаждением и не всегда этот процесс осмысливается вашим составным мозгом.
У нас размножение является мучительным процессом, и сопровождается болью (ничего схожего с вашим, т.н. совокуплением наш процесс не имеет). Именно поэтому мы крайне ответственно и серьёзно относимся к продолжению рода. Именно поэтому оба мозга перед этим процессом забывают о лёгком антогонизме и слаженно обдумывают все последствия и все побудительные мотивы.


телевизионные передачи мне, грешному, не ведомы, однакож -
От озорники - не побоюсь этого слова - вуайеристы.

А вот на счёт того, что всегда наслаждением - не соглашусь.
То девка с кузнецом придёт (а зачем нам кузнец?), то мужики с оглоблями - необразованный народ - прям ваша зта - трудовая (опять прости Господи) интеллигенция, а уж если на алименты подаст...
:-(

малтоза в пиве +++фак но по шарам шибает

На обратном пути повар с ужином им не встретился по причине приезда из Москвы комиссии по расследованию лётного происшествия. Собственно, комиссия была Тройкой Особого Совещания. От окраины Москвы до Серпухова на старой "испано-сьюизе" они докатили часа за два с половиной. Всю дорогу, трясясь на затёртой до блеска кожаной подушке заднего сиденья, матрос Шелезняк угрюмо смотрел на проплывающие за обочиной кусты, поля, деревенские домики. Иногда его взгляд останавливался на сидевшей слева от шофёра товарище Ниппель. В соответствии с мандатом, она была старшим начальником в этой поездке в Высшую Школу Воздушной Стрельбы и Бомбометания. То есть она была его, Шелезняка, и третьего члена Тройки, Глюмкина, начальником. Глюмкин всю дорогу проспал, спустив на глаза козырёк серой драповой кепки английского фасона, с подвязанными клапанами, и пуговкой на макушке. Шелезняк уважал Глюмкина. С Глюмкиным он был знаком уже больше года. Сначала он отнёсся к нему немного юмористически: что может знать о жизни этот интеллигентского вида "шпак"? Но после общей работы в Тамбовской губернии Шелезняк понял, что Глюмкин настоящий боец, преданный делу Революции, и готовый ради этого дела положить свою жизнь с максимальной пользой. Однажды они со взводом чоновцев попали в засаду на лесной дороге. Первой же очередью "максима" подкулачников выкосило две трети бойцов в будённовках. Именно Глюмкин, выбравшись из-под придавившей ему ногу убитой лошади, под свистевшими вокруг него пулями, перепрыгивая через живых и мёртвых, лежащих в дорожной грязи, сорвал с поясного ремня висевшую там гранату и бросил её в сторону работающего "максима". Пулемёт заткнулся- может посекло расчёт осколками, может ленту перекосило, но этих секунд Шелезняку хватило, чтобы командой поднять живых бойцов из грязи и бросить их в атаку на антоновцев. Уже после боя Шелезняк подошёл к Глюмкину. Тот неуклюже, одной рукой, перевязывал кисть задетой бандитской пулей руки. Шелезняк отобрал у него бинт и умело перевязал ему руку. -Ничего, до свадьбы заживёт, браток!- сказал он Глюмкину. -Это точно! Сразу после победы и женюсь! Тебя шафером приглашу!Не откажешься?- рассмеялся Глюмкин. Так они стали друзьями. Чекист Глюмкин и бывший матрос Шелезняк, направленный партией на борьбу с саботажем и вредительством. И партия как всегда была права. Взять этот случай в Серпуховской ВШВСиБ. То что передали по телефону показывало на типичное вредительство. Разбит аэроплан! И это тогда, когда Республика напрягает все свои силы в борьбе против внутренней контреволюции, находясь в кольце врагов! Конечно, надо разобраться, и мы разберёмся!- думал Шелезняк.

Товарища Ниппель Шелезняк знал понаслышке. Член партии с 1908 года. После Кронштадского мятежа она пачками подписывала приговоры матросикам с "Петропавловска" и с фортов острова Котлин. Но такова суровая диалектика революционной борьбы, и тут Щелезняк был полностью согласен с вождями. Дело крепко, когда под ним струится кровь!- вспомнил Шелезняк слова поэта. Единственное что вызывало неприятие Шелезняка, это то, что по слухам Ниппель сама участвовала в расстрелах. Этого Шелезняк понять не мог. Не женское это дело. Женкое дело - жизнь дарить, а не жизни лишать. С другой стороны, Шелезняку говорили, что Ниппель, после провала её подпольной группы, пытали в застенках крепости на Заячьем острове. -Что ж, -думал Шелезняк, -либо мы будем добренькими гуманистами и падём под ударами контрреволюции, или ... Нет, правы вожди! Революция должна уметь себя защитить! Самое главное сейчас - выстоять. Потом, в будущем, потомки будут слагать о нас песни. А может они забудут о нас в своей счастливой коммунистической жизни... Какой она будет, эта жизнь?.. Но! И это главное! Не им нас судить из их сытого и гуманного мира! Они не кормили вшей в окопах под Перемышлем. Их не секли нагайками и не рубили саблями в 1905-м... Эх, что-то ты расчувствовался браток! - невесело подумал Шелезняк, -Стареешь, что ли?..
Между тем они прибыли. Шофёр, высоко задрав локти и часто перебирая руками по горизонтально установленному деревянному рулевому колесу "испано-сьюизы", лихо подкатил к высокому крыльцу старого купеческого дома, где, судя по деревянной вывеске, с написанными на белом фоне синей краской по трафарету буквами: Высшая Школа Воздушной Стрельбы и Бомбометания РККА РСФСР. У крыльца стояли трое встречающих. Выцветшие гимнастёрки и галифе, у двоих остроконечные будёновки с красными звёздами на головах, третий, с русой шевелюрой, в руках держал старую, ещё царской армии, пилотку без кокарды.

Авто ещё покачивался на рессорах, а Ниппель уже распахнула широкую переднюю левую дверь и соскочила на землю. Шелезняк отметил про себя, что товариш Ниппель придерживалась уже уходящей в прошлое революционной моды: кожаная хромовая тужурка, туго перехваченная в талии широким кожаным же ремнем с маленькой кобурой браунинга на правом боку; длинная, по середину икр, чёрная суконная юбка, из-под которой были видны высокие дамские ботинки на шнуровке. Шелезняк не был сентиментален, жизнь отучила его от проявления на людях многих человеческих чувст, но сейчас его тронули эти, чуть сбитые от носки, каблуки маленьких ботинок. По неожиданной ассоциации он вспомнил как грудами они выносили из лазарета отрезанные хирургами ноги в матросских ботинках и обрывках окровавленных штанин после боя с японскими линкорами в Цусимском проливе. Шелезняк был тогда комендором казематного 150-мм противоминного калибра на броненосце "Орёл", получившего сильные повреждения и полностью потерявшего боеспособность. -Нет, не место бабам в нашем деле, -снова подумал он. К Ниппель шагнул один из военлётов в будёновке, и козырнув, доложил: Командир Школы Еременко! Ниппель не останавливаясь на приветствие прошла мимо военлёта, едва не задев его, и остановилась перед остальными двумя военлётами. Невеликая ростом Ниппель, подняв голову, из-под козырька чёрного кожаного картуза пристально вглядывалась в лица стоящих перед ней во фрунт военлётов. -Это, кто? -она коротко кивнула в сторону военлёта в будёновке. -Лётнаб Лилиенфельд! -быстро произнёс военлёт. -Вы, кто? Почему не по форме головной убор? - она перевела взгляд на русоголового военлёта, по-прежнему сжимающего пилотку без кокарды в правой руке. -Авиамеханик Никольский! А это - пилотка! Удобнее работать с аэропланом... -он еле заметно улыбнулся. -Где лётчик, который угробил аэроплан? -Ниппель резко обернулась к Ерёменко, -Надеюсь он под надёжной охраной? -Никак нет! -доложил Ерёменко, от неожиданности вопроса переходя на фельдфебельско-солдатскую манеру разговора низших чинов царской армии с господами офицерами. -Так! - товарищ Ниппель потеребила ремешок на кобуре браунинга. -Я - председатель Тройки Особого Совещания! Товарищи Шелезняк и Глюмкин подтвердят мои полномочия! И прибыли мы сюда не для того, чтобы полюбоваться на уничтоженное военное имущество Рабоче-Крестьянской Красной Армии, и чтобы узнать о том, что виновный до сих пор не задержан!

- По вашим действиям, товарищ начальник Школы мы сделаем отдельные выводы. Сопроводите нас на место падения аэроплана, товарищ...Ерёменко! И распорядитесь, чтобы туда же доставили этого вредителя-лётчика. Да под надёжной охраной! -отрывистым голосом, с плохо скрытыми нотками гнева, приказала Ниппель. Ерёменко что-то негромко сказал Лилиенфельду, и тот, оскальзываясь на грязи побежал к большой высокой парусиновой палатке, стоящей на лётном поле. -Тут недалеко...Прошу! -Ерёменко сделал жест рукой, по направлению к кустам на краю лётного поля. -Только придётся пешком...Авто не проедет...-виновато добавил он. Всей группой: Ерёменко и Ниппель впереди, за ними Глюмкин и Шелезняк, а в арьергарде Никольский, всё же одевший на голову свою пилотку, они пошли вдоль поля учебного аэродрома. На поле стояло несколько небольших аэропланов со снятыми кожухами моторов, вокруг которых несуетливо работали механики и техники Школы. -Как думаешь, лётчик виноват? -хмуро спросил у шагавшего рядом Глюмкина Шелезняк, которого задело поведение Ниппель. Особенно ему не понравился этот теребящий ремешок кобуры палец Ниппель. По опыту Гражданской войны он знал, чем заканчиваются такие жесты людей вооружённых, облечённых властью и привыкших к непогрешимости принимаемых ими решений. Он не первый день работал в Тройке, был убеждён в правильности создания Троек, но каждый раз его поражала вот эта правота власти, сама власть одного человека над жизнью и смертью другого. И всё это не на войне, которая как известно, всё спишет, а вот так, как сейчас... Как-то знакомый кондуктор, ещё во время службы на броненосце, дал ему почитать книгу из жизни римских цезарей. Ему врезалась в память такая деталь: опущенный вниз большой палец императора Рима - и на залитом кровью белом песке арены Колизея по одному этому жесту обрывалась чья-то жизнь... Глюмкин, идя рядом, будто бы рассеянно, смотрел по сторонам. На ходу он сорвал жёсткий стебель какой-то высокой травы, и теперь, зажав её зубами, перебрасывал из одного угла рта в другой, чему-то, каким-то своим мыслям хитровато улыбаясь. Шелезняк уже знал, что за этой внешней рассеянностью и расслабленностью Глюмкина стоит фантастическая наблюдательность и железная логика рассуждений. -Не спеши, браток..., - пробормотал Глюмкин, -Разберёмся... Они перешагивали через безобразные колеи, наполненные грязью, которые как-будто специально кто-то нарыл по мере их приближения к месту падения аэроплана. Вот и поломанные кусты, вывороченные кочаны молодой капусты на не маленьком, но полностью теперь разорённом огороде. На земле, промеж кочанов и грядок, валялись какие-то ломаные планки, рейки, куски перекрученной упругой сталистой проволоки, лохмотья перкаля и парусины, осколки стекла. Истоптанная земля была обильно полита моторным маслом. В воздухе ещё чувствовался едва различимый запах бензина и большой человеческой беды.

Шелезняк полез в карман своего матросского бушлата. -Да, -невесело подумал он, -Ниппель всё в кожанке комиссарит, а я не лучше...Эх, яблочко! Куды ты котишьсся...Морячок без корабля... Но он, уже много лет, почему-то не мог заставить себя переодеться в гражданскую одежду, ну, на худой конец, в армейскую форму... Было так, как будто этот широченный, заметающий землю клёш, старый бушлат, бескозырка с чёрными лентами и затёртой надписью "Орелъ", связывает его с революционной молодостью. И расстаться с этой пропыленной, пропотевшей, видавшей виды морской одеждой всё равно, что отрезать кусок своей жизни. Из кармана он достал старые кисет из оленьей кожи и пенковую трубку. Всё это он купил в колониальном магазине, когда их броненосец бункеровался на Мадагаскаре, в 1905-м. Шибко захотелось закурить. В кисете, конечно был не трубочный табак, а простая солдатская махра. Но кто сказал, что махра хуже? Не золотопогонники, чай! Пока он набивал трубку и, повернувшись спиной к ветру, поджигал и раскуривал махорку, под конвоем из двух красноармейцев команды охраны аэродрома привели молодого пилота-стажёра Анчутина. Вид у того был довольно бодрый. Он стоял перед Особой Тройкой с таким видом, словно его оторвали на время от какого-то интересного занятия. Он, вскидывая голову, смотрел то на Ниппель, видимо чувствуя в ней начальство, то на командира Школы Ерёменко, всё время потирая ладони рук друг о друга. С неожиданным сочувствием Шелезняк смотрел на эти перепачканные в краске-серебрянке ещё совсем мальчишеские руки. Сколько раз он видел такие, или почти такие, руки вскинутые в жесте последнего прощания с жизнью. Это когда в твоё тело, налитое жизнью, входит раскалённый свинец, и ты взмахиваешь руками, стараясь ухватиться за этот мир, уже косо ускользающий в твоих глазах в черноту боли и смертного забытья. И видишь в последний раз не лицо матери, не глаза любимой девушки, а одинаковые фигуры в шинелях, или по сезону, в гимнастёрках. Фигуры расстрельного взвода... Либо, опять же по обстановке, исполнителя-одиночки. Ниппель сделала шаг к стажёру, и сухо кашлянув в ладонь, начала допрашивать Анчутина. Шелезняк слушал её вопросы глядя прямо в лицо стажёра. Сначала тот отвечал бодро, даже пытался слегка, по-пилотски, бравировать, но чем ближе расспросы подходили к моменту злополучной посадки, тем тревожнее становилось это лицо. Стажёр всё чаще начал запинаться, всё чаще он бросал быстрые взгляды в сторону командира Школы и Никольского, как бы ища у них поддержки. Шелезняк перевел свой взгляд сначала на командира Школы. Тот стоял глядя себе под ноги с бледным лицом. Лишь, почему-то только на одной скуле, у него алело пятно нервного румянца. Руки он сцепил за спиной в замок, и вся его фигура выражала страх. Никольский, напротив, был спокоен, и с непонятным интересом рассматривал Ниппель. Шелезняк знал, что сейчас Ниппель приступит к выяснению мнений членов Тройки, и бросил взгляд на Глюмкина. Тут его ждало такое же, как и с Никольским, удивление. Глюмкин продолжая жевать травинку, смотрел на белые кучевые облака в белесо-голубом, жарком июльском небе.

механик молодец

Закончив допрос стажёра, Ниппель подошла к Лилиенфельду. С ним для неё уже было всё ясно. Он был вчера во время полёта рядом со стажёром и не предупредил аварию. К тому же, задав несколько уточняющих вопросов, она выяснила у Лилиенфельда, что тот до Революции служил в царской армии. -Ну, что, товарищи? Слышали этот лепет? По моему всё ясно, -отведя в сторону Шелезняка и Глюмкина, сказала Ниппель. -Налицо - групповое вредительство. Нет, никак не успокоится это белое офицерьё и их подпевалы! И как грубо работать стали! Думают к ним дураки на проверку приедут! -Ниппель раздражённо ударила кулаком правой руки о ладонь левой. -Моё мнение - стажёру расстрел на месте, инструктора - в Губчека на предмет выявления связей, командира Школы - под трибунал! Товарищ Шелезняк, твоё мнение? Согласен с такой формулировкой для протокола? -Ниппель впилась взглядом в зрачки Шелезняка. Шелезняк повертел в пальцах погасшую трубку. Попытался её раскурить, с сопением втягивая в себя воздух. -А не торопишься товарищ Ниппель? Это ж стажёр, мальчишка! Он же только учился летать! Ну, выключил поздновато моторы, ну, не хватило ему полосы! Вот ты, товарищ Ниппель, молодая когда была, на велосипеде сразу села - поехала? Ведь тоже, наверное, пока научилась сколько раз упала, сколько коленок и локтей ободрала? - А ты из меня, товарищ Шелезняк, слезу не дави! Я в его годы в подполье работала, да на каторге сидела, а не на велосипедах каталась! Что, Шелезняк, и тебя примиренчество засасывать стало? -Да, ты послушай, товарищ Ниппель, не горячись! Вот у нас на броненосце случай, тоже, был...На универсальном калибре перед боевой стрельбой забыли снять дульные пробки. А взрыватели у снарядов контактного действия. Командир отдал приказ начать огонь - бой ведь идёт. Ну стрельнули... Ну разнесло ствол и затвор, а заодно, и весь расчёт...Кто виноват? Расчёт уже своё получил -хоть лопатой в ведро пятерых комендоров собирай. Так начальник артиллерии покончил с собой - застрелился из кольта - совесть у человека такая была! -Это ты к чему, Шелезняк? -Это я к тому, что если мы так работать будем, то летать скоро некому будет, товарищ Ниппель! Меня на это место партия поставила, Шелезняк! Поставила не вола вертеть и тень на плетень наводить, а карать! Карать, Шелезняк! Ну, а твоё мнение, Глюмкин? Тоже морально разоружился перед врагами революции? Тоже случаи из фронтовой жизни рассказывать мне будешь? -Ниппель разгорячённо схватила Глюмкина за рукав его серого пиджака с накладными плечами. -Нет, товарищ Ниппель, я с вами целиком и полностью согласен. Только надо бы ещё одного человечка допросить! Вот, стоит, Никольский... Он же у них тут за технику отвечает! А вдруг, они тут с ним сговорились - вчера один самолёт загубили, а завтра всю эскадру загубят? - Глюмкин наконец-то выплюнул изо рта свою изжеванную соломинку, и кивнул головой в сторону авиатехника.

-Я про него не забуду в протоколе, товарищ Глюмкин, тоже в Губчека отправим! Молодец, я в тебе никогда не сомневалась! Шелезняку показалось, что Ниппель даже погладила рукав пиджака Глюмкина. -Нет, ты с ним поговори, для проформы хотя бы, товарищ Ниппель. Шелезняк вдруг увидел как Глюмкин хитро подмигнул ему. Между тем Ниппель подошла к Никольскому. -Ну, товарищ авиатехник, а вы что скажете, ваше благородие, про вчерашнюю аварию? Так торопились скрыть следы преступления, что даже обломки уже убрали, -Ниппель махнула рукой в сторону развороченного огорода. -Какие обломки, товарищ? - Никольский удивлённо задрал выгоревшие брови под пилотку, косо сидящую на лбу. Ещё вчера аэроплан своим ходом был мною выведен к месту стоянки. Никольский демонстративно не спеша показал рукой на глубокие колеи от колёс аэроплана, идущие по мягкой земле огорода и теряющиеся на твёрдой земляной поверхности аэродрома. Если соблаговолите, товарищ, пройти с нами к той большой палатке, то вы сами убедитесь, что аэроплан полностью изготовлен к плановым полётам. Стажёр Анчутин, выполняя мой приказ от вчерашего дня, сегодня с утра закрасил несколько мелких царапин на фюзеляже, не влияющих на тактико-технические характеристики летательного аппарата класса "Илья Муромец". Не говоря ни слова, Ниппель резко развернулась и направилась к палатке, откуда курсанты, откинув полог, на руках выкатывали серебрящийся на ярком летнем солнце огромный аэроплан. Остальные присутствующие торопливой толпой поспешили за ней. Шелезняк заметил, что красноармейцы конвоя, забыв про своего подконвойного, чуть ли не наступали Ниппель на пятки, увлечённые общим порывом. Ниппель два раза обошла аэроплан по земле, изредка проводя ладонью по его фюзеляжу, словно не веря глазам. Когда в кабину забрались Никольский с Анчутиным и Лилиенфельдом, и начали заводить двигатели, Ниппель жестом подозвала к себе Шелезняка и Глюмкина. Шелезняк, увидав в её беспокойных глазах пляшущий огонёк гнева, понял, что ничего ещё не кончилось. А, может быть, всё только начинается... Свистящим от злости шёпотом Ниппель проговорила: -Вы оба своим пораженческим поведением дискредитируете линию партии, направленную на очищение нашей родной Красной Армии от белогвардейских спецов-недобитков. Я настаиваю на расстреле этого стажёра! И на отправке в Губчека его начальнико-покровителей! Хотя бы для того, чтобы эти... -Ниппель махнула рукой в сторону работающих на стоянке самолётов курсантов, -Чтобы эти красные курсанты относились к технике с должным уважением! Вы знаете, я, как председатель Особой Тройки, имею все полномочия, чтобы не взирая на мнение остальных членов Тройки привести приговор в исполнение! И не советую вам становить мне поперёк пути, товарищи! Шелезняк потрясённо молчал, следя за тем, как правая рука Ниппель откидывает ремешок на кобуре и вытаскивает из неё браунинг. -Да, что Вы, Клара Францевна, кто возражает? -Глюмкин с серьёзным лицом, как бы невзначай, заступил Ниппель дорогу к аэроплану. Вот только прошу, -в голосе Глюмкина неожиданно появилась сталь. -Только прошу, товарищ Ниппель, прежде чем приводить совершенно справедливый приговор в исполнение, позвонить по этому номеру, - в руке Глюмкина появился листок бумаги, которую он протянул Ниппель. Та взяла листок, развернула его и недоумённо посмотрела в лицо Глюмкина. -Вас просил позвонит товарищ...-Блюмкин прошептал фамилию товарища в ухо Ниппель. -Где тут телефон, товарищ Ерёменко, окликнула она командира Школы. -Да, вот, мы провели отдельную линию в стояночную палатку, - Ерёменко подвёл Ниппель к стоящей у задней полотняной стенки палатки тумбочке. На тумбочке стоял телефонный аппарат. Ниппель, сняла трубку наушника, взяла в другую руку микрофон, подула несколько раз в него, и, видимо услышав голос телефонистки, громко произнесла: -Два - двенадцать! Жду!

успехов Ниппелу Шелезнјаку и про..им

Фобос склоняется к горизонту, я спать пошел...

доброе утро коллеги

Для Му Ид Хо:
Малый опросник для прибывающих:
1.Представителем какой планеты, материка, расы, конфессии, пола, гражданской (военной) специальности Вы являетесь?
2. Тип дыхания (лёгочный, жаберный, кожный (покровный), эпителиальный)?
3. Диапазон температур для комфортного проживания (в градусах Цельсия)?
4. Сила тяготения для комфортного проживания (в g)?
5. Среда обитания (газообразная, жидкая, твёрдая, плазменная фазы)?
6. Тип питания (оральный, ректальный, внутривенный, мембранный, лучевой покровный, корневой)?
7. Тип размножения (половой, внеполовой)?
8. рН среды обитания?
9. Вероисповедание (монотеизм, политеизм, атеизм)?
10. Принадлежность к партийным системам?
11. Основная профессия?

Ненужное зачеркнуть.
Неупомянутое добавить.