* * *

Я подышал на замерзшее стекло, проделав небольшое отверстие. Окно вы¬ходило на юг. Значит, если сейчас мысленно провести отсюда прямую линию, то возможно, ее конец упрется прямо в порог моего подъезда в Риге. Почему-то именно по выходным, мысли о доме приходят чаще всего. Может быть от безделья?

Алик, Юра и я лежали на кроватях, разморенные обильным ужином. В со¬седней комнате шумно отмечали какое-то событие. Хлопнула дверь – это вер¬нулся из наряда Крохоборцев. Увидев стол, заваленный объедками и грязны¬ми тарелками, Сергей брезгливо поморщился:
- Что за свиньи! Пожрали, так неужели трудно убрать за собой? Кто это будет делать?
- У нас авиационный закон уборки со стола, – лениво откликнулся со своей койки Гусько.
- Это как? – не понял Кроха.
- Как, как, – передразнил товарища Алик. - Вот, к примеру, кто убирает по морскому закону? Тот, кто самый последний.
- В пехоте – тот, кто самый молодой, – продолжил мысль я.
- А в авиации - тот, кому мешает! – подвел итог Гусь и зевнул.
- Свиньи! Как есть свиньи! – безнадежно махнул рукой Сергей и пошел к шкафу переодеваться.

После некоторого молчания мы с Аликом заговорили о женщинах.
- Все-таки самые классные бабы – это блондинки! – мечтательно произнес Бармин. – Холодные, сдержанные, недоступные. Знаешь, как заводят! Не¬большая аккуратная грудь, но ноги, непременно от ушей, как в кино.
- Даром не надо! То ли дело, знойные брюнетки с пышным бюстом. Особен¬но, если еще глазки голубенькие…. Все, бери меня тогда голыми руками! – не согласился я со своим другом.
- Да кому ты нужен? Кто станет об тебя руки марать? Если только в резино¬вых перчатках…. Мечтатели хреновы! Можно подумать, вам что-нибудь пред¬лагают, – влез в разговор, жаждущий мести Кроха. – Еще харчами перебира¬ют. В нашей ситуации я лично выбираю верность жене. Тут, как в пословице: «Лучше синица в руках, чем журавль в небе».
- Ну и держи свою «синицу» правой рукой покрепче, а другим не мешай меч¬тать о высоком, – съехидничал я.
- Да, сам ты! Знаешь..., – Сергей захлебнулся от возмущения, но тут его перебил Юра:
- А у меня была одна знакомая – гандболистка, – тихо сказал он. - Так вот, когда она сжимала мне рукой голову – я терял сознание.

Мы переглянулись. Тема была исчерпана. Так точно, и в двух словах, опи¬сать женскую суть, мог только Гусько.
Пьянка в соседней комнате внезапно затихла. Раздались гитарные аккорды, и чей-то низкий приятный голос негромко запел:

Ты помнишь салон Петербурга?
Канделябры и платья у дам.
И как безразлично-спокойно,
Ты патрон заряжал в барабан.

Была русской сегодня рулетка,
Револьвер был заместо крупье.
Смерть-бесчестье иль счастье-удачу,
Что подарит фортуна тебе?

Несколько нестройных голосов, подтянуло песню вместе с солистом, види¬мо это был припев:

Мы жизнь свою ставим на карту
И пусть нам не часто везло.
За бога, царя и за веру,
Хотя уже нет ничего!

- Ух, ты, и хто ж ето у них такой талантливый? – издевательским голосом произнес, Алик наливая себе кипятка в кружку. - Где чай? Гусь, ты не видел?
- Нет, не видел, - отозвался тот, - наверное, куда-то завалился.
- Не к тебе в желудок, случайно? – усмехнулся Кроха.
- Хватит на меня бочки катить! Вот он, – огрызнулся Гусько, поднимая свою подушку. - Специально что ли подложили?

Крохоборцев снова криво улыбнулся, и мы начали чаевничать. Песня, между тем, разливалась по всему этажу, как по бескрайней казацкой степи:

Ты вчера был гвардейский полковник,
А нынче в стрелковых цепях,
Ты со смертью играешь в орлянку
В этих снежных кубанских полях.

Почернели златые погоны,
Холод, раны и нечего есть,
Но без промаха бьет трехлинейка,
И осталась без пятнышка честь.

Десяток луженых глоток одновременно подхватили припев так, что закача¬лись своды гостиницы:

И пусть нам раздали шестерки,
Ты карты швырни на сукно.
За бога, царя и за ве-е-е-ру,
Хотя уже нет ничего-о-о...

За бога, царя и за веру,
Хотя уже нет ничего!!!

- Смотри-ка, Рекун явно свои деньги не отрабатывает. Полная гостиница бе¬логвардейцев, а он и ухом не ведет, – прокомментировал пение Юра.
- Что-то скучно, - зевнул Кроха. - Может, в картишки срежемся? Где они? Гусь!!! Блин…
- Юра в этот раз ни при чем, - заступился я за товарища. - Ребята из комнаты напротив взяли поиграть. Сейчас схожу, заберу.

Я выпрыгнул из-за стола и рывком распахнул дверь. Мой рывок оказался таким резким и неожиданным, что какая-то женщина едва успела отскочить в сторону. Это была администратор нашей гостиницы.
- Незаконных кипятильников, нагревательных приборов не имеем? – спро¬сила она неуверенным голосом, всем своим видом показывая, что просто слу¬чайно проходила мимо.
- Нет, и примусов не разжигаем тоже, – ответил я, стуча в комнату напро¬тив.
- Хорошо, – кивнула администратор и поспешно пошла по направлению к лестнице.

На мой стук никто не откликнулся. Вероятно, хозяев не было дома. Вернув¬шись, я озабоченно поинтересовался:
- И чего это хозяйка возле нашей двери трется?
- А ты не знаешь, Шурик? – прищурился Кроха.
- Нет, – пожал я плечами.
- Она же - жена нашего особиста.
- Опля, мы под колпаком у Мюллера, – чему-то вдруг обрадовался Гусько.
- Да, погоди ты. Чего ей нужно от нас? – не унимался я.
- Вы фильм «17 мгновений весны» смотрели? – начал развивать свою мысль Сергей. - Помните, почему Мюллер впервые начал подозревать Штирлица? Все вокруг говорят: война проиграна, наши генералы – дерьмо, фюрер – идиот и неврастеник, а Штирлиц, отвечает, что мол, не все потеряно. Наша армия еще сильна и полководческий гений фюрера себя обязательно покажет. Так и здесь, если офицер не пьет, не курит, по бабам чужим не таскается и аккурат¬но пишет конспекты по марксизму-ленинизму (при этом Кроха выразительно посмотрел на Алика, у которого были самые лучшие конспекты), то им должно начать интересоваться КГБ…
- Заткнись идиот! – хором зашипели мы на него. На цыпочках я подошел к двери и прислушался. За дверью было тихо. Я приоткрыл ее и осторожно вы¬глянул в коридор – никого.
- Что-то выпить захотелось, - сказал, не переваривающий спиртного, Юра, когда я вернулся назад в комнату: - Давайте я сбегаю.
- Ладно, это мы как-нибудь организуем, а вот где нам баб взять? – задумчиво почесал затылок примерный семьянин Кроха.
- Руки прочь от моих конспектов! – неожиданно заорал Алик и все удивленно посмотрели на него.



Прошло то время, когда полеты были для меня чем-то особенным, превра¬тившись в рутинную работу. Давно меня уже не контролируют, как во время первого вылета. Во всяком случае, не больше, чем остальных. Давно уже моя техническая форма лоснится от грязи и масла. Обветрилось лицо, огрубели руки, перестали вымываться траурные каемки из-под ногтей.
Эстонская зима, своими, то внезапными снегопадами, то потеплениями и, сопутствующими этому туманами, внесла изменения в график полетов полка. В связи с неустойчивой, зачастую нелетной погодой, большая часть полетов теперь планировалась на дневное время. Часто бывало, вытащишь самолет на ЦЗ, постоишь часика два – три и назад, в укрытие – летать нельзя. Вот, как например, сегодня.

Кроме внешних, со мной произошли и некоторые внутренние изменения. Прежде всего, я возненавидел снег «всеми фибрами души», как сказали бы классики. Легкие безобидные снежинки, летящие с неба, стали вызывать у меня злость или приступ депрессии. При одном их виде у меня начинает ло¬мить спину и отниматься натруженные руки, ибо чистить рулежки приходилось, чуть ли не каждый день. Целые Гималаи сугробов уже возвышались за моими плечами, воздвигнутые обычной деревянной лопатой. Люди, выходящие по своей воле зимой на улицу и катающиеся на лыжах или коньках, вместо того чтобы сидеть и греться в теплом помещении, кажутся мне просто ненормаль¬ными.
Все более и более моя жизнь начинает определяться двумя животными ин¬стинктами: есть и спать. Из-за многочасового нахождения на свежем воздухе есть хочется постоянно. Ранние подъемы на полеты и поздние отбои научили меня засыпать мгновенно, в любом месте и в любом положении. Стоило мне только прилечь на чехол на полетах или сесть на скамейку эскадрильского тягача, как я тут же засыпал, склоняя голову на промасленную грудь. Одним словом, классика жанра. Как сказал незабвенный Александр Сергеевич во второй главе «Евгения Онегина»: «Вечно грязный, вечно сонный наш технарь авиационный!». А может быть, это и не из «Евгения Онегина». И даже не из Пушкина. А может быть, этого вообще никто и никогда не говорил. Просто и так понятно.

Я всем весом налег на рычаг водила, поворачивая колеса передней стойки. Самый опасный момент: они должны переехать направляющий рельс створок укрытия под углом близким к прямому. В противном случае колеса могут рез¬ко вывернуться, рычаг вырвется из рук и самолет поедет самостоятельно, по одному ему известной траектории.
Уф, пронесло! Слегка подпрыгнув на рельсе, сначала задними, а потом и передними колесами, 20-ка заезжает в укрытие. Я отсоединяю буксировочное водило. Ну вот, почти все. Остался последний штрих – закрыть ворота. Заце¬пляю конец металлического троса за створки, другой за крюк топливозаправ¬щика, выполняющего сегодня функции тягача и, командую бойцу-водителю:
- Пошел!

Бетонные громадины сдвигаются с места и ползут навстречу друг другу. Неожиданно, заправщик дергается и глохнет. Стальная струна провисает, створки останавливаются на полдороги. Водитель вновь запускает двигатель и резко трогает с места. Раздается громкий хлопок и словно огромный бич со свистом опускается на бетонку в полуметре от меня. Удар такой силы, что во все стороны летят искры и бетонная крошка.
Едва я успеваю понять, что произошло, как створки, постояв секунду на ме¬сте, начинают, набирая скорость, раскатываться в разные стороны. Сейчас, они похожи на неуправляемый товарный состав без паровоза, который мчит¬ся, сметая все на своем пути.
Бац! Это правая половинка ворот с размаху врезается в ограничительный упор и со страшным грохотом останавливается. Бум! Это левая створка, как таран срывает упор и с лязгом съезжает с рельса на землю. Ее верхний край начинает медленно наклоняться в сторону, где на рулежке стоит топливоза¬правщик.
Солдат, выглянувший из кабины посмотреть, что случилось, среагировал мгновенно. Он выскочил наружу и в два огромных прыжка оказался на без¬опасном расстоянии. Многотонная створка, верхний край которой отклонился от вертикальной плоскости почти на метр, замерла в неподвижности, словно Пизанская башня. Все это, произошло в считанные секунды.

Глядя на лежащие на земле обрывки троса, с размочаленными, торчащими во все стороны проволочными концами, я внезапно понял, что бы случилось, пролети он чуточку правее. А получилась бы - «Техник без головы» - книжка-ужастик для подростков, увлекающихся авиацией.
От представленной картинки, на лбу моем мигом выступила испарина. Ноги мелко и противно задрожали. Я бессильно опустился на самолетное водило. Водитель заправщика, оценив свою работу, подошел, виновато пряча глаза:
- Что делать будем, товарищ лейтенант?

Не в силах сказать ни слова, я просто махнул рукой в сторону батальона - езжай, мол. Тот еще немного помялся, затем полез в кабину. Красные га¬баритные огни автомобиля быстро исчезли из вида. Я остался один, и волна нечеловеческой усталости накрыла меня с головой.
Нужно было что-то предпринимать. Нужно доложить о происшествии, но я сидел не шевелясь.
Странное безразличие овладело мной. Мне стало абсо¬лютно все равно, что произойдет. Я просто сидел, не чувствуя холода, без единой мысли в голове. Сидел и смотрел, как быстро густеют зимние сумерки. Я знал, что вся эскадрилья давно уже переоделась и готова к отъезду домой. Я знал, что тягач не тронется с места, пока все до единого человека не будут в сборе – таков порядок. Я знал, что все ждут только меня, однако это сейчас меня тоже не волновало.

Не знаю, сколько времени прошло, может минута, может несколько часов. Наконец на рулежке, ведущей к моему укрытию, появился эскадрильский тя¬гач, ослепив меня светом фар. Дверь открылась и оттуда выпрыгнул Панин. Быстро оценив обстановку, он слегка присвистнул, потом, как ни в чем, ни бы¬вало, спросил:
- Ты что тут, ночевать собрался? Давай, самолет опечатывай быстренько и в машину. А то народ уже заждался.
Я с трудом разлепил спекшиеся губы:
- Скажи, зачем мы живем? В чем смысл жизни, если нам не дано даже знать, что будет завтра?
- Почему же не дано? Завтра, вызовем из ТЭЧ подъемный кран и сварку. Поставим створку на место. Потом приварим новый упор. Вот, и все. Садись в кабину быстрее! – и, глядя на мою поникшую голову, добавил: - Как говорит наш замполит: «Будь ты проще - и за тобой массы потянутся!»
«Все, не могу больше», – устало подумал я. – «Скорее бы уже война, да в плен сдаться!».


Ночью мне приснился техник без головы. Было полнолуние, и где-то глу¬хо ухал филин. Промасленная куртка техника отливала серебром при лунном свете. На плече привидение держало похожий на огромную сардельку тор¬мозной парашют. Все самолеты находились в закрытых на ночь укрытиях, и несчастный неприкаянно слонялся по опустевшей зоне, в поисках места, куда бы этот парашют засунуть.

И горе тому, кто случайно встретится на его пути!

Вот Вам foresters, покоя не даёт тема створок, ангаров:)
Хотя признаться, меня тоже подобные мысли посещали. Только не об оторванной голове, а о перебитых ногах.
У нас, впрочем, были лебёдки, для закрытия створок, причём - рабочие лебёдки. Но, сначала службы - иногда, а после - чаще, -закрывали также как Вы, - с помощью тягача (АПА,ТЗ,скачки). Причина тому банальна - отсутствие электропитания.
И вот когда я в первый раз так закрывал, стоял в этот момент со стороны троса. Так мне потом рассказывали, почему там стоять нельзя. Что был случай, когда трос лопнул и технарю перебило ноги. Еле сшили в госпитале.
Стоять нужно только со стороны машины. А ещё лучше - вообще отходить подальше, на длину троса. Так я в дальнейшем и делал.
Но всегда, когда трос начинал под тяжестью створок вибрировать,- у меня появлялась лёгкая дрожь в коленках - как раз на этом уровне трос и находился в натянутом положении.

А вот это: «Все, не могу больше», – устало подумал я. – «Скорее бы уже война, да в плен сдаться!»+5 :)

С уважением, Cornett!

Вот эпизод из моей службы на стоянке:

В эскадрилии у нас служил дядя Коля. Его все так называли, начиная от сверхсрочников, заканчмвая командиром. По возрасту большинству он приходился отцом. Этот умудрённый жизненным опытом прапорщик, ветеран полка, служил в группе ФО, которая располагалась в зональном укрытии эскадрилии.
И уважали его все именно за опыт и возраст. А ещё за бесчисленное количество афоризмов и историй, связанных с авиацией, которые он нам рассказывал с присущим ему чувством юмора.
И вот представился как-то случай приумножить всем уважение к нему.
На его группу выдавался спирт технический. Как водится – жидкость эту экономили до разумных пределов и со временем, эта экономия приводила к определённому «избытку» продукта, который старались «уничтожать» силами эскадрилии (или только группы, зависело от количества).
В один из рабочих дней, скорей в пятницу, всех предупредили, что желающие, могут после работы не спешить отъезжать домой, а приглашаются посетить зональное укрытие для совместного распития ценного продукта. Для чего, во время обеда были посланы «гонцы» за закуской.
Ближе к вечеру, закончив все работы на матчасти, закрыв и опечатав ангар, я направился к указанному адресу – зональному укрытию.
Подойдя, увидел заметное оживление – собралась большая часть эскадрилии, но все стояли возле укрытия и не заходили внутрь. Я поинтересовался, в чём дело.
- Ты заходи внутрь, не стесняйся,- дружески мне ответили. Я заметил, кислые лица товарищей, как будто горе, какое произошло. Допытываться не стал, думаю, - сейчас внутри мне всё объяснят.
Внутри помещения стоял стол, застеленный какими-то старыми схемами, газетами, а на столе, в мисках, стояла нехитрая закуска. Больше всего было зелени и солений в банках, нарезанный хлеб и чуть поодаль, на столе стоял бачёк с водой. И самое главное – в центре, стояла 3-х литровая банка с какой-то мутно-розовой жидкостью внутри. Вокруг сидели мои товарищи с такими же унылыми лицами, как у тех, что стояли на улице. Вижу, что никто ещё не начинал. И атмосфера стоит какая-то гнетущая.
- А чего ждём, коллеги? - поинтересовался я.
- Не чего, кого. Дядю Колю,- ответил мне Игорь, техник самолёта, дружок мой закадычный. И стал мне объяснять, что какой-то странный продукт в этот раз достался к «уничтожению». Запахом - похож, а вот цветом – не очень.
И тут до меня дошла причина их уныния. Дело-то - к вечеру, о спирте объявлено было с утра. Все, в предвкушении дружеского застолья ожидали конца рабочего дня. Пришли, а тут – облом. Спирт есть, но цвет настораживает, - пить боятся. Ждём хозяина, чтобы сказал – чего это за продукт и возможно ли его употреблять внутрь без ущерба для организма.
Ещё надо сказать, что до нас доходили известия с других полков о периодических отравлениях, случавшихся с л/составом. То ли чего подмешивали на ГСМ в спирт, то ли просто люди перебирали лишнего. Подробностей не знали. Вообщем было не понятно и это настораживало. При любых изменениях цвета, запаха любимого продукта – старались, употреблять с опаской и по чуть-чуть.
Так случилось и в этот раз. Вот и ждали дядю Колю как главного дегустатора.
Когда он появился, все заметно оживились:
- Ну, наконец-то, - со всех сторон послышались вздохи облегчений.
- Что, заждались папку-то? - подыгрывая герою анекдота, ходившему тогда в нашем кругу, дядя Коля со значимым видом прошёл внутрь, стал напротив подозрительной банки, открыл и налил себе спирта в кружку. Выдох в сторону, сделал глоток. Все, затаив дыхание, с интересом наблюдали за его реакцией.
- Годится, - сказал главный дегустатор и выдохнув воздух, потянулся рукой за хлебом. Со всех мигом слетели маски уныния и стали размещаться вокруг стола. Началась трапеза.
И все наперебой начали благодарить дядю Колю, за заботу. Хвалили как радушного хозяина.
После четвёртой-пятой, - все сошлись во мнении, что всем группам нужно вот также принимать коллег по стоянке, как дядя Коля. Что, только он объединяет в себе черты настоящего специалиста своего дела, что молодым нужно брать пример с него и т.д. и т.п. Сам же хозяин торжества был в ударе – сыпал шутками, историями. Стоящие рядом с ним только рты разевали, когда слышали его очередной рассказ.
- За здоровье дяди Коли! – звучит тост.
- За здоровье! – подхватили все.
Расходились все по домам, когда появились на небе первые звёзды. Кто, - под рукой с велосипедом, кто, - заботливо поддерживая под руки товарища, кого (самых уставших) посадив в мотоциклетные коляски, - техническая часть эскадрильи передвигалась в сторону городка, по домам. Некоторые пытались петь песни:
- Чехольчик контррровкой умело заштопан, - профессия, ух хорошааа!
- А после полётов, срррываются в штопор – ллётчики в чёрррных «ЗШ»!….

- Хороший мужик дядя Коля, - икая, подытожил, в который раз за вечер, молодой лейтенант из группы РЭР и РЭБ, поддерживаемый с двух сторон своими товарищами.

По-моему, на ветке про ИДИОТОВ в авиации есть байка про подкрашеный спирт.
Очень похожая.
Тестировали продукт на старом технике. Ну по-началу, все пошло хорошо, а в средне пьянки он уснул. Народ посчитал с пьяных глаз, что Богу душу отдал, ну кинулись все желудок промывать да блевать. Под утро дедок проснулся....:))

И еще, по-моему там же, про то, как путем закрашивания и введения колектива в заблуждение в отношени ядовитоси жидкости, удалось одному хитрецу до нового года трехлитровую банку спирта сохранимть:))

Жду продолжения:)

Cornett -

Да, у нас тоже был такой прапорщик 'дядя Коля'. Он числился техником на штабном Ан-14. Самолет этот отродясь никогда не летал, но техник на нем был, такой же древний, как и сам эроплан. Поэтому использовался аппарат в основном для пьянок и неофициально назывался он - 'Кафе 'Бабьи слезы''. Чего только там не пили... И все под байки 'дяди Коли'.

С уважением, foresters!

* * *

Старший лейтенант Шувалов мурлыкал себе под нос популярный мотивчик. Время было вечернее. Свежевыпавший снег засыпал тротуары, и пешехо¬ды использовали проезжую часть, накатанную машинами. Тусклые фонари, то схватывали в свои желтые объятия колеблющуюся человеческую тень, то снова отпускали, позволяя ей слиться с темнотой. Редкие прохожие поспешно пробегали мимо Славы, торопясь по своим делам. Иногда он козырял старшим офицерам и снова лишь полумрак одиночества, да скрип снега под сапогами.

Дойдя до поворота к гостинице, Шувалов внезапно увидел две темные фигу¬ры, идущие ему навстречу. Одна была большая, другая - маленькая. Ему по¬казалось, что он узнал, кто это и, не желая испытывать судьбу, офицер будто бы случайно перешел на другую сторону. По мере сближения, его волнение нарастало, пока не перешло в состояние, близкое к отчаянию. Черт побери, ну за что же мне это! От хорошего настроения не осталось и следа. Ошибки быть не могло - навстречу ему шла Яковлева вместе с сыном.

Раньше, до гибели капитана, Славка видел его супругу всего несколько раз, да и то издали. Единственное, знал, что ее зовут Наташей. Теперь, после по¬следней встречи в военторге, он мог мгновенно узнать ее в любой толпе. Сей¬час они были совершенно одни на дороге и поэтому, надвинув шапку на глаза, Абрек прибавил шагу, пытаясь, как можно быстрее проскочить мимо них.
Неожиданно, Яковлевы тоже изменили направление, и перешли на его сто¬рону. Уже совершенно не заботясь, как это будет выглядеть, Шувалов торо¬пливо метнулся обратно на противоположную обочину. Каково же было его удивление, когда они вновь последовали за ним, перехватив его на середине дороги. Понимая, что ситуация становится идиотской, Слава остановился.

Откуда-то изнутри начинала подниматься волна злости. «Опять скандалить будет!» – с раздражением думал Шувалов. – «Что я ей, в конце концов, пацан что ли?».
Они стояли друг напротив друга и молчали. Мальчишка настороженно из¬учал незнакомого дядю, прижавшись к ноге матери. Проезжающая грузовая машина согнала их на край дороги и за шумом ее двигателя, Славке то ли послышалось, то ли было произнесено на самом деле:
- Извините, за то, что я тогда…. Помните? Я не должна была... Я не имела права так говорить. Как-то все сразу навалилось. Простите меня, пожалуйста!
Уходящая женщина почти скрылась в полумраке, волоча за собой упираю¬щегося сынишку, а Шувалов все смотрел ей вслед. Невысокого роста, с опу¬щенными плечами и одетая во все темное, она была сейчас похожа на ма¬ленькую сухонькую старушонку.

«Вот же, бедная баба!» – подумал Славка. Потом набрал пригоршню снега, помял его в ладони и машинально сунул в рот.


* * *

Утро 26-го декабря 1983 года не предвещало ничего особенного. Как всегда, Тихон орал, распекая кого-то за нерасторопность и, ставил задачи на день. В самом конце построения, он внезапно прервался на полуслове, и увидев в строю меня, удивленно поинтересовался:
- Анютов, а ты что тут делаешь?
- Я тут служу Родине, - огрызнулся я.
- Так, ты же уже целый день, как в отпуске! - капитан словно не понял моего юмора.
- Как?! - опешил я. - В каком отпуске?
- В ежегодном. Тебе что, не сказал никто? Давай, дуй, однозначно, в строе¬вой отдел за проездными документами. Гусько, тебя, кстати, тоже касается.
Мы продолжали переминаться с ноги на ногу, опасаясь подвоха. Видя нашу нерешительность, инженер широко улыбнулся, что бывало с ним нечасто:
- Ну, если вы уже без нас не можете…. Так и быть, оставайтесь, – милостиво разрешил он.
Такая перспектива моментально привела нас с Юрой в себя. Мы медленно вышли из строя и, постепенно ускоряя шаг, направились в сторону штаба, еже¬секундно ожидая громкого смеха сзади. Однако ничего подобного не произо¬шло, что означало – мечта об отпуске неожиданно стала явью.

По дороге я вспомнил любимую поговорку Панина: «Солнце жарит и палит – в отпуск едет замполит. Птица мерзнет на лету – в отпуск гонят техноту!». Как он был прав! Действительно, чего я ожидал? Что нас отпустят в июле? Спасибо хоть за это.
Ранним утром следующего дня я шел по рижским улицам, жадно глотая мо¬розный зимний воздух. Рядом со мной шагал Алик, которого, как и меня, в тот же день отпустили (выгнали?) в отпуск. Мы как лесные дикари удивленно ози¬рались вокруг. Это был совсем другой, порядком уже забытый мир. Мир, где люди имели право не выходить на улицу, если была плохая погода. Мир, где радовались выпавшему пушистому снегу и, где, самостоятельно определяли, когда одевать, а когда снимать зимнюю шапку.

И начался мой отпуск, где жизнь казалась бесконечным праздником. Мы с Полиной почти не вылезали из гостей, стараясь навестить максимальное количество друзей. Мужчины, в основном выпускники гражданских вузов, осторожно интересовались об условиях выживания в армии для офицеров-двухгодичников. Женщины, в свою очередь, удивлялись, откуда у меня такой превосходный загар уже в январе месяце.
Я сыпал направо и налево армейскими шутками и анекдотами, над кото¬рыми, сам же долго потом смеялся в полном одиночестве. Потом поднимал тосты за тех, кто нас защищает, пока мы водку пьем. И уже порядком приняв на грудь, клялся, что любимый город может спать спокойно – авиационные техники геройского 666-го полка начеку и готовы сражаться до последней кап¬ли крови.

Однако все хорошее когда-нибудь заканчивается. Быстро пролетело время, подошел к концу и мой отпуск. Сидя на жестком сиденье автобуса, увозившего меня назад в Таллин, я всю ночь не мог заснуть, то ли от неудобства, то ли от чего-то совсем другого. Справа от меня ворочался Бармин, вероятно по той же самой причине.
Через несколько часов мы, наконец, выгрузились возле родного КПП. На ча¬сах было 6:45 утра. Дул сильный ледяной ветер, пронизывающий до костей, отвыкшее от холода тело. Скрипел под ногами снег. В утреннем полумраке, слева от дороги, светлело пятно офицерской гостиницы.
Внезапно, волна смеси страха, гнева, отчаяния и еще чего-то непонятного, охватила меня так сильно, что я даже остановился. Каким же я был идиотом, что поехал в этот отпуск. Привык к технарской доле, тянул потихоньку свою лямку и все было нормально. Насколько легче служить, если не знаешь, что где-то есть другая жизнь. Еще хуже, если той, другой жизни не существует вовсе. Она просто приснилась тебе в темном рейсовом автобусе, но теперь причиняет невероятную боль. На самом деле, единственная реальность в мире – эта заснеженная дорога, ледяная пороша, режущая лицо и могильный пронизывающий холод…

- Шура, не спи – замерзнешь! Давай пошли быстрее, через час построение.
Голос Алика вывел меня из задумчивости и, очнувшись, я, наконец, сдвинул¬ся с места. Далее, все происходило, как на автопилоте: приход в гостиницу, переодевание в военную форму, завтрак. И, вот, наконец, родная эскадрилья, стоящая в ожидании утреннего построения.

Я потихоньку становлюсь в строй, здороваясь с технарями. Через какое-то время, меня замечает командир звена и удивленно интересуется:
- Анютов, ты, что там стоишь скромно, как красна девица? Давай бегом к комэску представляться!
- Чего делать?
- Ты что, не знаешь? Ну, прямо беда с вами, двухгодичниками. Когда прибы¬ваешь из отпуска, командировки, болезни, словом любого длительного отсут¬ствия, положено представляться своему командиру. То есть, докладывать, что ты прибыл, все в порядке и так далее. Чтобы он знал, что ты снова поступил в его распоряжение. Понял?
- Так точно.

Я подошел к командиру эскадрильи и доложил о моем прибытии. Паханов мрачно оглядел меня с головы до ног и слегка кивнул. Занимая свое место, я увидел, как подбежал, задержавшийся в столовой Алик и тоже встал в строй. Так как вторая и первая эскадрильи стояли на плацу рядом, мы с Барминым находились буквально в нескольких метрах друг от друга.
- Ты чего стоишь Алик? – начал я издалека.
- Мне что, лечь? – мой друг был явно не в духе.
- Иди к комэске представляться! – перешел я к сути дела.
- Это еще зачем?
- Дубина! Ты что, порядка не знаешь? – произнес я голосом знатока армей¬ских уставов. - Когда возвращаются из отпуска или еще, откуда, всегда пред¬ставляются своему командиру.
- А не врешь? Что, прямо каждый раз, когда из отпуска? - Алик выглядел озадаченным.
- Точно говорю. Я сам только что представился.
- Правда, без балды?
- Да, клянусь тебе.

Бармин отбросил последние сомнения и стал пробираться вперед, где перед строем первой эскадрильи, стояли что-то обсуждая, комэск и один из летчиков. Со своего места мне было хорошо видно, как за несколько шагов до команди¬ра, Алик изобразил переход на строевой шаг и, подойдя вплотную, вскинул ладонь к козырьку фуражки. Подполковник Долгих отвлекся от разговора и по¬вернулся к Бармину.
- Товарищ подполковник, разрешите представиться, - громко, на весь плац, отчеканил Алик. - Я - лейтенант Бармин!

Здравствуй Армия! Твои блудные дети-двухгодичники вернулись.

* * *

Звук повторился. Теперь он сделался еще настойчивее. Мое сознание упор¬но не хотело возвращаться в реальный мир из глубокой пропасти сновидений. Однако в дверь уже стучали ногой:
- Шура, вставай! Через полчаса полковое построение.
Я узнал голос Алика. Раздражению моему не было предела:
- Какое еще на хрен построение? Сегодня – воскресенье! У меня может быть хоть какая-нибудь личная жизнь?
- Вставай, давай! Это ты с Нечипоренко обсудишь.
Мои глаза, наконец, открылись и, уже более миролюбиво я поинтересовал¬ся:
- Что случилось?
- Откуда я знаю, – стало слышно, как Бармин хлопнул дверью своей комна¬ты.

Я попытался сесть на кровати и тут же упал назад на подушку. Голова раска¬лывалась на части. В теле была такая слабость, что даже пошевелить мизин¬цем казалось героическим усилием. Вчера бурно отмечали уход на дембель - трое наших друзей-двухгодичников стали гражданскими людьми. Если бы я только знал, что сегодня на службу, уж конечно не стал бы пить. Но что выпито – то выпито, обратно в бутылку не зальешь.
Нужно было вставать и собираться, пусть даже через силу. Прежде всего, хотя бы сесть на кровати. После третьей попытки мне это удалось. В глазах прыгали кровавые мальчики, сердце пыталось выскочить из грудной клетки. Восстанавливая взбесившийся пульс, я зафиксировал свое положение, упер¬шись лбом в холодную металлическую раму койки.
Кровать напротив, принадлежащая Ване, пустовала. Он еще вчера укатил в очередную командировку. В окно сквозь неплотно закрытые занавески гля¬дело серое февральское утро. Пару дней назад снег полностью растаял и, от этого оно казалось еще мрачнее.

Я пришел в себя от громкого стона: «Пить! Пить!». Это стонал мой внутрен¬ний голос, душа, весь организм. Я с трудом поднялся и зашарил по углам в по¬исках какой-нибудь жидкости. По закону подлости, все имеющиеся в комнате бутылки были пусты. В надежде, я постучал в стенку и крикнул:
- Слышь, отцы! Чего-нибудь попить есть?
- Сами бы не отказались, – до меня донесся ответ из соседней комнаты.
- Черт! – выругался я и поплелся в туалет.

Здесь меня ждало новое потрясение. Открытый кран пустил короткую ржа¬вую струйку, потом в нем что-то забулькало и, он замолчал. Нет воды! Что за невезенье! Придется терпеть до завтрака. Я стал одеваться. С брюками удалось справиться довольно быстро, но застегнуть трясущимися руками пу¬говицы на форменной рубашке, оказалось сущей мукой.
Наконец, и этот рубеж героически преодолен. Я подошел к зеркалу, попле¬вал на ладони и пригладил вздыбленные волосы. В целом, оставшись доволен своим видом, я вспомнил, что нужно побриться. Точнее, это необходимо было сделать еще в пятницу. В субботу, ради парко-хозяйственного дня бриться – значит, не уважать себя. Я, естественно, не стал этого делать, за что получил замечание от инженера. Сегодня, в воскресение, на меня из зеркала смотрела страшная трехдневная щетина. Пойти на построение в таком виде представ¬лялось совершенно немыслимым.

Ну что ж, побреемся. Я воткнул в розетку вилку электробритвы, но она и не подумала отзываться привычным жужжанием. Еще не до конца веря в свою «удачу», я щелкнул выключателем света. Так и есть, электричество тоже за¬кончилось! Ладно, воспользуемся станком. Отыскивая в тумбочке безопасную бритву, я внезапно вспомнил, что для нее необходима все та же вода. Мои зубы заскрипели от злости – круг замкнулся!
Нужно было что-то предпринимать. Я окинул взглядом комнату в поисках спасения. Стол, кровати, шкаф, пустые бутылки в углу… Стоп! Отмотать кадр назад. На столе - большая молочная бутылка с засохшими цветами, которыми встречал Полину, еще до отпуска. А в ней - вода! Много воды! Хватит и попить и побриться.
В то же мгновение трупики цветов полетели в мусорное ведро, я поднес бутылку к лицу и, чуть было не потерял сознание от исходящего оттуда гни¬лостного запаха. Нет, не годится, нужно искать что-то другое. Едва сдерживая тошноту от сильнейшей головной боли, я обшарил все углы, заглянул к со¬седям, но так и не нашел даже грамма воды или какой-нибудь другой под¬ходящей жидкости.

После возвращения в комнату, мой взгляд, как магнитом притянула, стоя¬щая на столе, злосчастная молочная бутылка. Выпить это – равносильно са¬моубийству, а вот побриться… Может, стоит попробовать? Зажимая нос одной рукой и, смочив бритву и щеки другой, я начал скоблить себя, молясь богу, чтобы не порезаться (заражение крови, в этом случае, можно было бы считать практически решенным делом). Чтобы меня не стошнило прямо посередине процесса, приходилось заниматься самовнушением, будто бы я только что, намазался дорогущим французским одеколоном. В самом деле, если говорят, хороший французский коньяк должен пахнуть клопами, то почему бы хороше¬му одеколону ни пахнуть плесенью?

Я умудрился попасть на построение вовремя и занял свое место в строю. Рядом со мной стояли Филонов с Телешовым. Они негромко переговарива¬лись между собой.
- Что за повод для сборища? Да еще такой срочный. Ты знаешь? – спраши¬вал Телешов своего друга.
- Хрен его разберет, - равнодушно отозвался Филонов. – Наверное, америко¬сы опять какие-нибудь ракеты в Европе разместили. Сейчас узнаем.
Заинтересовавшись их разговором, я придвинулся поближе. Оба офицера тут же закрутили головами по сторонам.
- Слушай, что это за запах? – сморщился Телешов. – Как будто сдох кто-то.
- Верно, - отозвался Филонов. – Какой-то мертвечиной потянуло. Во, воня¬ет!
Он ткнул в спину, стоящего впереди него Панина и поинтересовался:
- Слышь, Сашка. А ты чувствуешь? Явно трупный запах.
Тот повернулся и, тоже потянув носом воздух, подтвердил:
- Да, так и есть. Похоже на жмурика.

Продолжить он не успел, потому, что прозвучала команда: «Смирно!» и впе¬ред выступил Нечипоренко:
- Товарищи офицеры! У меня очень срочное и крайне печальное известие. Вчера наша партия, правительство и весь советский народ понесли невос¬полнимую утрату. После долгой и продолжительной болезни скончался Гене¬ральный Секретарь ЦК КПСС Юрий Владимирович Андропов. Центральный Комитет Партии пока еще не принял окончательное решение, кто будет его преемником. В это неопределенное время мы должны быть особенно бдитель¬ны. Велика вероятность того, что империалисты воспользуются переходным периодом, чтобы нанести внезапный ядерный удар. Поэтому, с сегодняшнего дня, полк переходит на казарменное положение. Любые отлучки из гарнизона - категорически запрещены!

На Филинова с Телешовым было страшно смотреть. Они сначала покрасне¬ли, потом позеленели и, наконец, стали бледными, как полотно. Уставившись в землю, они не решались даже взглянуть друг на друга. Из передней шеренги к ним повернулся Панин, показал кулак и тихо зашипел:
- Ну, уроды! После построения я вам ножовкой по металлу языки поотпили¬ваю!

В это время мой организм дошел до предела выносливости, и желудок нача¬ло выворачивать наизнанку. Только важность политического момента и опасе¬ние, что этот, совершенно нормальный биологический акт, будет расценен, как мое личное отношение к утрате, постигшей партию, помогли мне справиться с приступом тошноты.


* * *

Старший лейтенант Гулянюк ужинал в пустой техстоловой. Он неторопливо ковырялся вилкой в капустном салате, ожидая, когда Вика принесет второе. Наконец, она появилась. В руках у нее был поднос с дымящимся «жарким по-домашнему». Если по-честному, на тарелке лежали две, а то и три, полагаю¬щиеся продовольственным аттестатом, порции. Сегодня Вике было особенно необходимо, чтобы Адам находился в хорошем расположении духа. Предсто¬ял серьезный разговор.

Официантка поставила поднос на стол, аккуратно сняла с него блюдо с ап¬петитно пахнущим мясом, потом села напротив офицера и осторожно поинте¬ресовалась:
- Ну, так что, Адам?
- Чего? – отозвался тот, не поднимая глаз от салата.
- Что дальше делать будем?
- А что? Что-то надо делать?
- Адам! – раздраженно воскликнула девушка. – Не делай вид, что ты не по¬нимаешь о чем я. Когда, наконец, мы поженимся?
- Ой, опять ты за свое! Давай, поговорим в другой раз. Что-то сегодня я не в настроении.
- Не в настроении?! Любовь со мной крутить, ты всегда в нужном настрое¬нии. А, как жениться – времени нет. Ты же обещал!
- Да мало ли, что мужик по пьянке сболтнет. Это же понимать надо.
- Ах, вот, как! – взвилась Вика, но тут же постаралась взять себя в руки, что¬бы раньше времени все не испортить.

Она немного помолчала, потом выдала свою главную новость:
- Сегодня я хотела поговорить с тобой о другом. Я была у врача – я в по¬ложении!
- Ну и что? – Адам бросил вилку на стол, откинулся назад на спинку стула и тяжелым взглядом уставился на девушку, скрестив руки на груди. Казалось, что Викино сообщение его нисколько не удивило.
- Как что? – девушка явно не ожидала такой реакции. - Ребенок не должен расти без отца. Нам нужно, как можно скорее, зарегистрироваться.
- Я согласен с тем, что ребенок без отца - это плохо. Только почему ты ко мне пришла? Пусть отец ребенка на тебе и женится.
- Ты, что, с ума сошел!? – закричала Вика на всю столовую. – Ты - отец!
- Это ты с ума сошла, – тоже начал заводиться кандидат в мужья и отцы, – если думаешь, что меня можно купить на эти ваши дешевые женские штучки! Откуда я знаю, с кем ты еще гуляешь?
- Я ни с кем, кроме тебя, не гуляю! – рыжие волосы официантки растрепа¬лись. Глаза горели праведным гневом.
- А в прошлую субботу? Забыла, как я тебя нашел в гостинице в 115-ой, в дупель пьяную, вместе с твоей подружкой! Там что тогда, мужиков не было? Или мне это все привиделось?
- Это - Ленкины ухажеры.
- Ленкины? – голос Адама приобрел металлический оттенок. – Я тебя с эти¬ми хлопцами с братского полка уже не первый раз вижу. Предположим, даже твои слова – правда. Так что с того? Ты ведь когда напиваешься, тебя любой отиметь может. Ты даже и не заметишь!
Адам едва успел увернуться - содержимое тарелки летело ему прямо в лицо.
- Ну, ты дура! Ну, ты и дура! – крикнул он вслед Вике, которая уже бежала по проходу между столиками, прижимая передник к глазам.

Гулянюк посмотрел на остатки жаркого, стекающего по правому рукаву ките¬ля и гречку, облепившую погон.
Ну, погоди. Сходишь ты у меня замуж!

Подниму веточку.
Теперь уже просто требую продолжения:)))

* * *

«Это великий день! Только бы не сорвалось! Сегодня или никогда!», – повто¬рял про себя Гусько, нервно подпрыгивая на сидении тягача и, попеременно поглядывая то назад, на свой буксируемый самолет, то на сидящего рядом, Панина.
Наконец-то, главная мечта его жизни приобрела вполне реальные очерта¬ния. Наконец-то, появился шанс покинуть этот грязный Совок. Наконец-то, он сумеет навсегда вырваться из этого липкого болота лжи и хмурых, вечно озабоченных лиц. Отныне, его судьба жить в мире, где люди всегда душевно улыбаются, и царит вечный праздник.
Решение, которое он выстрадал долгими армейскими ночами, было про¬стым и элегантным - угнать на Запад свой собственный самолет. Ни более, ни менее. Все остальное - лишь дело техники.

Прежде всего, куда лететь? Это – понятно. До Финляндии всего двести ки¬лометров, до Швеции, чуть подальше – около четырехсот. Однако лететь к финнам – значит быть полным идиотом. Эти точно выдадут обратно. Значит, остаются шведы. Что такое, в конце концов, для его самолета четыреста кило¬метров. Так чепуха, минут двадцать лета.
Следующий вопрос: как взлететь и садиться. Уверенность в том, что он смо¬жет поднять машину в воздух и дотянуть до свободного берега давали ему навыки полетов на планерах и дельтапланах. Конечно, разница в пилотиро¬вании между тяжелым боевым самолетом и тем, что ему довелось испытать, должна быть огромной. Однако другого выхода нет - приходится рисковать. Необходимо осторожно выяснить у кого-нибудь из летчиков тонкости управле¬ния МиГом. Далее – посадка. Нет, об этом даже думать нечего. Это – чистой воды самоубийство! Никогда и ни при каких обстоятельствах, он не сможет безопасно посадить самолет, не имея ни единого часа налета на машине этого типа. Значит, единственный способ попасть в Швецию живым – катапультиро¬ваться над ее территорией.

Гусько почувствовал, как внезапно взмокла спина, от страха стали влажны¬ми ладони и, он решил навсегда отказаться от своих планов. Однако через пару дней, первоначальный страх постепенно улетучился и мысли об угоне снова, как пчелы начали роиться в его голове. Таким образом, продолжал раз¬мышлять Юра, остаются две проблемы: как запустить двигатель и как угонять. Запуск, конечно, дело решаемое. В конце концов, порядок запуска и приборы различных реактивных самолетов достаточно унифицированы. Вторая про¬блема, несмотря на ее кажущуюся простоту, являлась гораздо более слож¬ной.
Хотя, Юра целыми днями находился практически один на один со своим самолетом, пытаться запустить его в укрытии, было делом немыслимым. При первых же звуках одинокого стартующего двигателя, на шум сбежалась бы вся эскадрилья. Кроме того, от его укрытия до ВПП - порядочное расстояние. Пока он запустится, пока вырулит, ему успеют десять раз заблокировать и взлетную полосу и рулежки. Попробовать угнать во время полетов? Это инте¬реснее. Самолет полностью готов к полету, до взлетной полосы рукой подать и среди прочих одновременно ревущих движков, вряд ли кто-нибудь услышит его несанкционированный запуск. Но тоже не годится. На ЦЗ во время полетов миллион народу, спецмашины. Его тормознут еще быстрее. Как же быть?

Юрины размышления практически зашли в тупик, когда случайно, из разго¬вора двух техников он услышал слово - «газовка». Это было, как удар молнии, как божественное озарение. Хотя он сам еще ни разу не участвовал в этой процедуре, но уже многое знал о ней. «Газовка» самолетов производилась в эскадрильях после регламентных работ в ТЭЧ или длительном перерыве в полетах. Она включала в себя буксировку МиГа на специальную «газовочную» площадку, запуск двигателя и проверку его работы на различных режимах.
У Гусько от радости перехватило дыхание. Ведь он будет в отпуске почти месяц и все это время его 21-ый не будет летать. Значит, после возвращения в полк, ему первым делом придется «газовать» самолет. Вот он, его зверь, который бежит прямо на ловца!

В отпуске, будущий угонщик и диссидент, даром времени не терял. Он часа¬ми просиживал в библиотеке, штудируя доступные книги по теории и практике самолетовождения, наставления по производству полетов. На учебном аэро¬дроме своего бывшего института, где стояли несколько списанных, с вырабо¬танным ресурсом и прикованных к земле стареньких самолетов, он нашел их смотрителя – дядю Петю.
Дядя Петя, как его называли все, от студента до ректора, бывший летчик Аэрофлота, быстро проникся к Юре симпатией. Бутылка водки, которую Юра каждый раз «случайно» имел при себе, эту симпатию значительно усиливала. Бывший ас и нынешний пенсионер, опрокидывая рюмку за рюмкой, с удоволь¬ствием отвечал на все вопросы «студента». Да и как было не помочь парню, который бредил небом и мечтал перевестись со скучной инженерной специ¬альности в летное училище.
Частенько они забирались в кабину стоящего на приколе пассажирского ЯК-40 без левого крыла. Пенсионер терпеливо рассказывал о предназначении различных приборов, тумблеров и ручек управления. Иногда, они ненадолго запускали двигатель, осуществляли подготовку к вылету, имитировали взлет и летали, словно на тренажере. В конце своего отпуска, Гусько, предусмотри¬тельно сделавший фотографии приборной доски МиГ-27, имел достаточно яс¬ное представление обо всем, что его интересовало.

После возвращения из отпуска, Юра, как будто случайно, старался лишний раз пройти мимо газовочной площадки. Она располагалась между ТЭЧ и 2-ой эскадрильей, примерно в 200-х метрах от ВПП. Серые бетонные плиты, покры¬тый ржавыми подтеками газоотбойник, какие-то, валяющиеся на земле метал¬лические тросы, прикрепленные одним концом к залитым в бетон стальным кольцам. Вот оно – место, где исполняются мечты, только мечта должна быть соответственной. Теперь такая мечта у Гусько была.

- Приехали, – голос Панина вывел Юру из задумчивости.
Тягач, скрипнув тормозами, остановился. Техники выбрались из кабины.
Пока устанавливали самолет на площадке, выяснилась одна очень непри¬ятная вещь. Как, оказалось, производить процедуру «газовки» должен был не он, а старший техник. Теперь тщательно выверенный план начал рушиться. Гусько не имел ни малейшего понятия, как уговорить Панина поменяться ме¬стами.
Неожиданно, тот не стал долго упираться:
- Хочешь попробовать сам? Ну, черт с тобой, пробуй! – разрешил Панин.

Не помня себя от радости, Юра бросился отсоединять буксировочное води¬ло и снимать заглушки с двигателя. При установке колодок под широкие колеса основных стоек шасси, он, воровато оглянулся по сторонам, не смотрит ли на¬чальник в его сторону. Старший техник что-то строчил в журнале. Тогда Гусько выдвинул колодки чуть вперед и влево. Теперь если посмотреть со стороны, то казалось, что они надежно блокируют колеса. Однако если резко вывернуть вправо и при этом газануть сильнее, то вполне можно было их объехать.
Увидев, что его манипуляции остались незамеченными, Юра быстро полез по стремянке в кабину и запрыгнул в кресло. Руки его мелко дрожали. Следом неторопливо поднялся Панин и начал объяснять:
- Значит, так. Включай сначала все здесь, потом…. Слушай, ты чего такой бледный? Боишься что ли? Да не бойся, не взорвется. А то давай, я сяду.
Юра отрицательно замотал головой, вскинув руки. Его глаза были полны мольбы.
- Ну ладно, давай сам. Странный ты какой-то.

После тщательного инструктажа, старший техник, вспомнив, что ему нужно еще кое-что подготовить, спустился вниз. Тихо шипя стравливаемым возду¬хом, опустился фонарь, негромко щелкнули закрываемые замки. Гусько остал¬ся один, отделенный прозрачным стеклом от внешнего мира.
- Готов? – короткий щелчок и в наушниках шлемофона ожил голос Панина.
Юра молча кивнул головой.
- Не слышу! Говори громче.
- Да, – поспешно откликнулся Гусько. Голос его предательски дрожал. – За¬пускаю.
- Давай там полегоньку. Как положено, сначала погоняем на малом газу, по¬том плавно выводи на максимал. Ясно? Тогда поехали.

Юра нажал кнопку запуска. Самолет слегка завибрировал, кабина стала на¬полняться негромким нарастающим гулом. Гусько представил себе, как где-то там, в камере сгорания двигателя ярко вспыхнул огонь форсунок, поджигаю¬щих топливную смесь. Все быстрее раскручивается турбина. Жадно всасы¬вает, сжимая морозный воздух, компрессор. Горячая реактивная струя вы¬рывается из сопла двигателя, ударяет в аэродромный газоотбойник и уходит вертикально в небо.

Старший техник молчал. Ограниченный обзор из кабины не позволял Гусько определить его местонахождение. Наверное, осматривает самолет, все ли в порядке, подумал Юра. Надо решаться!
В этот момент в наушниках что-то забулькало и, связь ожила:
- Все нормально. Давай, добавляй кокса. Только потихоньку.
- Понял. Добавляю, – Юра положил левую руку на рычаг управления двига¬телем.
По его лицу и спине ручьем катился пот. «Сейчас или никогда! Сейчас или никогда!» – билась в голове единственная мысль. Он сдвинул рычаг на себя, увеличивая обороты. «Была, не была!» – Гусько отпустил тормоз и одновре¬менно резко вывернул колеса передней стойки вправо. Самолет дернулся в сторону, но остался на месте. «Наверное, все-таки уперся в колодки!» – по¬думал Юра.
- Что ты там творишь? Пся крев! Не трогай ничего, если не знаешь! – взвыли наушники.
- Сейчас или никогда! А-а-а-а! – в голос заорал угонщик и снова дернул руч¬ку, добавляя газ.
- Стопори, придурок! Убью!!! – резанул перепонки крик старшего техника.
Самолет приподнял переднюю стойку, на мгновенье встал на дыбы и потом тяжело рухнул вниз. Кажется, объехал колодки! Все внутри у Юры ликовало.

Впереди лежали серые плиты рулежки, ведущей прямо к свободе. Гусько представил, как с хрустом выдергивается из гнезда шнур внутренней связи. Эта последняя ниточка, соединяющая его с Паниным, армией и, вообще, со всей этой ненавистной страной. Вот бежит за самолетом, все больше отста¬вая, его матерящийся начальник. Еще две-три минуты и, вот она, взлетная полоса, вся в черных полосах от многочисленных торможений. Теперь, встать по центру. Выровнять передние колеса. Зажать тормоз. Вывести обороты двигателя на форсажный режим. Отпустить тормоз. Сноп яркого пламени вы¬рывается из сопла, и самолет начинает мощный разбег, вдавливая техника в спинку сиденья. Скорость стремительно нарастает. Быстрее! Еще быстрее! Несколько машин рванулись с ЦЗ наперерез, пытаясь заблокировать взлетную полосу. Поздно! Гусько кричит во весь голос от переполняющей его радости и плавно тянет ручку управления самолетом на себя. МиГ легко задирает нос и отрывается от бетонки. Резко набирая высоту, он оставляет внизу под собой двадцать пять лет серой жизни, несостоявшуюся инвалидность, докторскую колбасу из крахмала и оберточной бумаги и дураков-патриотов, своих друзей-двухгодичников.

Из наушников, тем не менее, продолжают нестись какие-то крики, мешая сосредоточиться. Странно. Кто это пытается с ним связаться, если радиостан¬ция даже не включена? Юрино внимание постепенно фокусируется на голосе, который, кажется до боли знакомым.
- … Козел! Ну что за беда на мою голову. Сбрось обороты! Глуши движок! Сейчас я тебе мозги прочищу!

Угонщик внезапно понял, что совершенно ничего не видит. Все вокруг плыло в каком-то тумане. Сообразив, наконец, что это запотели очки, он протер их пальцами. Через неровные размытые водяные следы на стеклах, прямо по курсу возникла фигура шведа, энергично машущая руками у себя над головой. Лицо скандинава было типично славянским и почему-то сильно похожим на Панина. Гусько стало дурно – знакомая бетонка, грязный снег по краям, газо¬вочная площадка. Значит, не Стокгольм!

Как ни странно, но Юру даже не били (чего он не смог оценить, все еще на¬ходясь в состоянии прострации). Едва открылся фонарь, Панин рванул его за ворот куртки, но, увидев мертвецки бледное лицо техника, безумно вращаю¬щиеся во все стороны зрачки глаз и оскал желтых зубов, со страхом отдернул руку. Гусько, тяжело, словно куль с добром, упал назад в кресло.

Только через пару минут незадачливый угонщик пришел в себя и смог ско¬рее сползти, чем спуститься вниз по стремянке. Старший техник, не переста¬вая, бубнил, что он офицер, а не врач в дурдоме и не нянька в детсаду. Дер¬жась одной рукой за антенну РЭБ, чтобы не упасть, Юра уныло слушал, как продолжает материться Панин:
- Мать твою разтак! Ты зачем ручку дергал, урод?!
- Случайно…. Зацепил…, - едва ворочая распухшим языком, оправдывался двухгодичник.
- А газовал так зачем? Я же тебе кричал. Если тебе жить надоело, так иди на дальнюю стоянку и застрелись. А мне из-за тебя под трибунал неохота. Ты же чуть страховочные тросы не оборвал!

В голове у Гусько что-то щелкнуло, как замок, к которому долго и безуспешно пытались подобрать код и, который, внезапно, от легкого толчка открылся сам. Юра окинул взглядом фюзеляж и с глухим стоном начал оседать на землю. Он увидел, что к основным стойкам шасси прикреплены толстые металличе¬ские тросы, а другой их конец залит в бетон. Это были те самые тросы, которые Гусько неоднократно видел, но никогда даже не задумывался об их предна¬значении.

«Разведчик проваливается из-за мелочей», – всплыла в памяти фраза из какого-то шпионского романа.
Вокруг него бегал встревоженный Панин, повторяя:
- Ладно, не переживай так. Не бойся, я докладывать никому не буду. Само¬лет в порядке, да и живы все, слава богу…

foresters, здорово написано!

А что точно был такой у вас техник? Ему, наверное лавры Биленко не давали покоя.
По-правде сказать, когда-то я, так, ради интереса, представлял себе угон самолёта. И приходил к выводу, что, на самом деле выполнить можно элементарно. Хоть на полётах, хоть со стоянки. Но, без помощника не обойтись.
Ещё я очень любил "летать" на тренажёре. Часто ходил по вечерам. Лётчикам уже надоедало, а мне интересно. Но, у нас в полку это не приветствовалось инженером по АО.
Мне даже рассказывали, что существует(овал) приказ, относительно техников самолёта - о запрете им находиться на тренажёре. Дабы не учились реально взлетать и садиться.

С уважением, Cornett!

Cornett -

Нет, такого у нас в полку не было. В принципе, может, кто-то и мечтал, но теперь мы об этом уже никогда не узнаем.

На написание этого эпизода меня подвиг реальный случай, когда в 1973 году советский техник угнал Су-7 из ГДР в ФРГ и потом, катапультировался над ее территорией. Просто я попытался представить, какую комедию смог бы сотворить из этого серьезного дела, такой неординарный человек, как Гусько.

Кстати, по-моему, именно после этого случая, техников перестали пускать на тренажер, следить, чтобы они, даже случайно, не получили бы какие-то летные навыки или неположенную по их должности информацию по пилотированию.

С уважением, foresters!

Из гарнизонной жизни:

В гарнизоне было кафе «Сказка». Довольно странное название для заведения подобного рода. Ведь по сути это была обычная «наливайка».
До 18-00,- это название своё оправдывало на сто процентов. Стены и витрины этого здания были разрисованы художествами на детские темы по мотивам известных сказок – колобок, теремок, зайчики, белочки и прочее. Туда заходили дети, мамы, покупали соки, мороженое и здесь же, за столиками поедалось, но только до шести вечера.
После 18-ти, когда в городок вваливались со стоянок, штабов, казарм офицеры и прапорщики, о целомудренном названии детского заведения напрочь забывалось.
Прямо с тягачей сюда стремились толпы защитников Родины, заказывали не соки и мороженное, а иное – пиво, водку, нехитрую закуску. Рассаживались за столиками, курили, пили, спорили до хрипоты. Родители близлежащих домов, своих детей после 18-ти в это кафе не пускали.
Нередко, через некоторое время, уставший от чрезмерных возлияний очередной военный, выходил из «Сказки» и, включив «автопилот», зигзагообразно шёл к своему дому, иногда, под ехидные замечания:
- О, очередной «сказочник» пошёл, - шутили проходящие мимо дамочки.
Как-то и мы с Игорем, моим дружком по эскадрилии, посетили это заведение. Зашли после шести, - на удивление, кафе было свободно от посетителей, - у соседей шла лётная смена. А наши ещё не появились. Детей в кафе тоже не было.
Мы заказали себе по пиву, таранки и, рассевшись за столик в глубине кафе, закурили, завели неторопливую беседу, смачно потягивая янтарный напиток из бокалов.
Зашёл посетитель. Им оказался наш эскадрильский прапорщик - дядя Коля. Это был уникальный человек. Немолод, всегда аккуратен, опрятен. Был он из категории уже вырождавшегося класса настоящих прапорщиков, знакомых мне из книжек о царской армии. Мат, в разговоре употреблял редко, лишь удачно вставляя его в процессе рассказывания многочисленных армейских баек. Любитель выпить, но при этом никто и никогда его не видел пьяным или хотя бы шатающимся. Мне казалось, что он без ста граммов не смог бы работать с такой энергией, с какой работал на полётах после очередного глотка горячительного. При этом то, что он постоянно был под лёгким алкогольным кайфом, совсем не смущало наших командиров. В первую очередь – инженера. Потому, как был отменным специалистом. Я б даже сказал – мастером своего дела. Вот про таких, как он, говорилась присказка – «мастерство не пропьёшь».
Не замечая нас, прошёл к стойке, поздоровался и сделал заказ продавщице:
- Мне, как обычно.
Та, молча, налила стакан водки, и поставила бутылку пива. Расплатившись, дядя Коля осторожно взял стакан, - он был налит до краёв,- перенёс на стоящий рядом с прилавком столик. Туда же была перенесена бутылка с пивом. Осмотрев свои напитки, достал из кармана пачку папирос, положил рядом. Мы с Игорем заинтересованно наблюдали со стороны за происходящим и ждали, что же будет дальше.
Аккуратно, взяв стакан, медленно поднёс ко рту, аристократично оттопырив указательный палец – неторопливо выпил водку, всю, до капли. Поставил пустой стакан на стол, закурил папиросу – задумчиво посмотрел в окно. Мы завороженно, во все глаза, смотрели на все его действия. Было видно, что он так делает не первый раз. При этом все его движения и жесты не носили показушный характер, - нас он так и не заметил, а продавщицы за прилавком не было, видимо, зашла в подсобку. Всё было исполнено с таким артистизмом и изысканностью, что наблюдая за ним, как за игрой театрального актёра, - мы забыли про свои наполненные бокалы.
Опомнились, когда он смачно, глоток за глотком, допил своё пиво и неторопливо вышел из кафе.
-Вот это да! - протяжно сказал мой товарищ, - Это вам не ..омно через тряпочку сосать.

С уважением, Cornett!

Cornett -

Очень жизненно... Старая гвардия, этот Ваш дядя Коля. Теперь, наверное, таких уже больше нет!

С уважением, foresters!

Произошло два события:
1.Здесь заканчивается 2-я глава моей книжки.
2.В силу жизненных обстоятельств, убываю на несколько недель в командировку и не буду иметь доступа к компьютеру.

Всвязи с этим, не хочу, чтобы кто-то ждал моего возвращения, и мне придется прикрыть эту ветку.

Спасибо большое всем, кто читал и давал свои комментарии. Особенно: Cornett, Из Сибири, Сибарит, Steel_Major, Сержик. Если, кто то захочет дочитать оставшиеся главы, я даю ссылку на мой сайт:
http://zhurnal.lib.ru/a/anjano ...

Буду крайне признателен, если Вы проставите там свои оценки и напишите пару строк комментариев по поводу прочитанного. (Зарегистрироваться на сайте, так же легко, как и на любом из форумов)


С уважением, foresters!

Удачной командировки, foresters !

Автор, удачи! На сайт зайду.

foresters спасибо за Ваш "труд", не знаю как правильно назвать. Прочитал все до конца. Осталось чувство неудовлетворенности, незавершенности, год службы на ридной Нэньке вообще не описан! Ждем продолжения!

У меня тут образовалось свободное время и я смогла не наскоком и урывками, а спокойно и вдумчиво прочесть твою книжку. Если одним словом, то - понравилось. С первых страниц я оценила присущий тебе юмор, но больше всего мне понравилось всё-таки не то, как ты стебёшься над нашими ВС, а та картинка нашей гарнизонной жизни, где и смешное и грустное. и трагичное рядом. Получилась выпуклая рельефная фотография. И если кое-что было предсказуемо в сюжете, то не потому. что у тебя фантазии не хватило. а потому что у много в жизни есть весьма предсказуемое продолжение. Молодец!
Как же живо я вспомнила нашу гарнизонную жизнь...

Короче. спасибо за отпуск в молодость!

Жалко в форум нельзя вставить фотку. Я тут случайно одну нашла в тему книги!..

Галина Николаевна.
Можно фото разместить в файлообменнике, а в ветку вставить ссылку на него.
Например здесь вот можно:

http://www.radikal.ru/

Перефразирую слова поэта: - "Жалею, зову и плачу!"
Это те слова которые хочется сказать после прочтения Вашего произведения.
Жалею, что время, которое я провёл на бетонке прошло и не вернётся, зову то время назад, плачу по тем временам.
Спасибо большое автору за великолепное описание практически моей жизни того времени, когда имел честь служить в рядах ВВС. Как всё похоже! И жизнь в гарнизоне и работа на стоянке.
И самое главное - описание людей. С их яркими характерами, с их достоинствами и недостатками, с их разными судьбами.
Большое спасибо Вам!

С уважением, Cornett!

Cornett, да и у Вас самого не плохо получается! Пишите сами, да и господину "майору" пора-бы чем то порадовать своих почиталей.

Из Сибири. Спасибо Вам за подсказку, использую её в будущем, а это фото уже отправила автору, пусть он решает вопрос его публикации.

С разрешения автора ветки,- печальная история из гарнизонной жизни:

В гарнизоне мы постоянно собирались семейными парами. Собирались по вечерам вместе в одной из квартир, где до утра пили вино, поедали приготовленную всеми еду, пели песни под гитару, смотрели кино, танцевали до упаду, иногда ходили к лиману – покупаться. Вообщем, время проводили весело.
Была и в нашей компании, среди прочих, семейная пара, - Степан и Надя, - нормальная семья, хорошие и отзывчивые друзья. Вот с ними как-то произошла очень неприятная история.
Однажды утром, после очередной вечерней гулянки сидим у меня дома с кумом Михалычем, - лечим свои организмы. Прохладное, домашнее вино с утра, в умеренных дозах, очень способствовало процессу лечения. Звонок в дверь, пошёл открывать, - на пороге стоял Степан:
- О! - обрадовался я, - Заходи дорогой! И с коридора крикнул Михалычу, чтоб приготовил посуду. Заходя со Степаном на кухню, я заметил, по лицу гостя, что что-то случилось.
- Степан, что такой грустный? – опередил меня с вопросом Михалыч
- Даже и не знаю, что вам сказать и с чего начать, - было видно как он ещё больше начал волноваться.
- А ты давай сначала.
Степан выпил воды, наотрез отказавшись от вина, и поведал причину своей озабоченности. Рассказ примерно был такой:
ночью, по дороге домой, они с Надей поссорились. И она, назло мужу пошла к своему дому другой дорогой, без него. Степан не стал её догонять, подумал, - пусть проветрится, может и успокоится. Не спеша пришёл домой - Нади ещё не было. Зашёл в комнату к дочке – та мирно спала под одеялом. Прошло уже полчаса, а жены всё не было. Заварил чай на кухне и стал ждать свою благоверную, решив, что не пойдёт искать её по гарнизону.
Надя пришла через час, в порванной одежде, растрёпанная и заплаканная. Степан бросился расспрашивать, что произошло. Но жена ничего не стала рассказывать, попросила помочь умыться и легла спать. Сказав, что утром всё объяснит.
Степан рассказывал нам сбивчиво, нервно теребя край скатерти на столе. При этом краснел, и было видно, как он сильно волнуется. Выпытывал он у Нади всю ночь, по крохам. А в целом, выходила вот какая картина.
Как только Надя отошла от Степана, - решила пойти в обход той дороги, которой пошёл муж. Получалось, почти через весь городок. Путь её пролегал через слабо освещенный участок, и в стороне от ДОСов. Проходя через него, Надя заметила, как кто-то быстро пошёл в её сторону. Она ускорила шаг, - за ней не отставали и в какой-то момент, кто-то сзади закрыл ей рот мужской ладонью и повалил на землю. В ужасе, поняла, что сейчас может произойти, пыталась кричать, но ладонь с силой прижималась к её голове. Пытаясь разглядеть подонка, силилась поднять голову и заметила на ногах у него солдатские сапоги. Вся борьба происходила практически без звука, в один из моментов которой, ей удалось ударить острым каблуком во что-то мягкое, как ей показалось, - в район лица. Заревев от боли, ублюдок ослабил хватку, чем и воспользовалась Надя. Вскочив на ноги и сбросив туфли - бежала без оглядки до самого дома.
Всё это она рассказала сбивчиво и за несколько часов – время было упущено. Степан сразу побежал к тому месту, где напали на Надю, но никого не застал. Пройдя весь городок по периметру, также не встретил ни души. Кое-как, дождавшись утра, пришёл к нам и всё рассказал.
Мы с кумом и протрезвели от услышаного. Тут же стали предлагать разные планы по поимке мерзавца. Тем более, что все они были не так уж сложны. Степан, со слов Нади, был уверен, что след от каблука должен быть отчётливо заметен на лице. Гарнизон хоть и не маленький, - всё же солдат не много и вычислить бойца можно элементарно. Мысль о том, чтобы заявить в милицию, сразу отвергли.
Когда стали перебирать способы, Степан попросил:
- Нет, ребята, я справлюсь сам.
-Та ты подожди, не скромничай, - мы ж товарищи и хотим тебе искренне помочь, - по лицу Михалыча гуляли желваки злости. - Давай пройдёмся по солдатским командирам или сразу по казармам.
Но Степан вдруг достаточно резко ответил:
- Ребята, я с вами только поделился, но расхлёбывать это будем сами. И ещё – скажите жёнам своим, чтобы пока не приходили к Наде. Встал и вышел в коридор, обуваться. Вскоре мы услышали, как за ним захлопнулась входная дверь.
Мы с Михалычем только переглянулись. Помолчали.
- А знаешь, что я тебе скажу,- кум пододвинулся ближе. - Он всё это придумал. Наверное, спьяну избил Надю свою, - она лежит сейчас, отходит. И чтоб мы или жёны наши ничего не заподозрили, придумал устрашающую байку.
- йух его знает, товарищ майор – ответил я. И, открыв банку с вином, разлил по стаканам.
Дальнейшие наши разговоры плелись вокруг этого случая. И решили, следуя старой пословице
« муж и жена – одна сатана», - раз Степан просил не вмешиваться, значит, так тому и быть. С его уходом, настроение наше заметно ухудшилось. И не понятно было, отчего больше, - то ли от нереализованного желания помочь товарищу, то ли от осознания того, что нас оставили в дураках. Но сошлись в одном – никому ничего не рассказывать, а дальше – время покажет.
Прошло несколько дней и довелось мне заступить в наряд - помощником коменданта (или дежурным по комендатуре). И вот вечером, когда разошлись патрули, оставшись в здании комендатуры один – я углубился в чтение какой-то книги. Незаметно для себя задремал.
Проснулся от приглушенного разговора, доносящегося со стороны комнаты коменданта. Разговаривали два человека – наш комендант и местный начальник милиции. Стены между комнатами были фанерными, поэтому разговор был слышан достаточно громко. Внезапно звуки стали слышны тише, собеседники перешли почти на шёпот. Инстинктивно я стал прислушиваться, и как оказалось – не зря. Разговор у них шёл о Степане (была названа его фамилия), его жене, заявления от них в милицию по факту попытки изнасилования. И самое главное – о солдате, которого пару дней назад определили «временно» на гарнизонную гауптвахту, якобы за самоволку. Я услышал, как комендант сказал:
- Пусть посидит с недельку, может всё образуется.
У меня в голове, ясно сложилась картина: Степан, тогда, нам с Михалычем не врал. Заявление в милицию Надя всё-же написала. Подозреваемого солдата вычислили и от греха подальше засунули на гауптвахту.
Внезапно разговор за стеной стих и я услышал, что кто-то быстро выходит в коридор. Я тихо пересел от разделявшей меня стенки с кабинетом коменданта в противоположную сторону, прислонил к голове руку, опершись на стол, притворился внимательно читающим книгу. Тут же распахнулась дверь, - на пороге стоял комендант:
- Вы что лейтенант, спите на дежурстве,
- Никак нет, тащ. майор, - бодренько ответил я,
- Пройдите, проверьте порядок на КПП,
- Есть, - надев фуражку и поправив портупею, я вышел из здания комендатуры и направился в сторону КПП.
У меня созрел свой план действий.
Отстояв наряд до конца, выспавшись, я на следующий день вышел на стоянку. Полётов не планировалось, занимались наведением порядков. На стоянке зашёл в эскадрильский домик и, поздоровавшись с инженером, спросил:
- Виктрович, а когда очередь нашей эскадрилии заступать в гарнизонный наряд? – поинтересовался я,
- А зачем тебе? – недоумённо спросил инженер, - Ты ж только сменился с комендатуры.
- Та, - я махнул обречённо рукой.- С женой слегка поссорились, вот и хочу пересидеть, пока перебесится.
- Ну, так давай сходи ДСЧ,- предложил Викторович.
- Не, в ДСЧ, ночью нужно дома ночевать. Определите меня в караул, на губу.
- Ну, вы странные какие, - удивился инженер. – То, чуть не из-под палки нужно загонять в наряд, то сами проситесь. – Ну ладно, вот через два дня, и пойдешь. Инженер сверился с записями в журнале:
- Да, точно, через два дня - наряд на гарнизонную гауптвахту за нами.
- Спасибо, - поблагодарил я и пожал удивлённому инженеру руку.
И вот наступил вечер, когда после развода я со своими эскадрильскими бойцами, шёл в сторону гарнизонной губы, для приёма дежурства. За всё прошедшее время, я ни с кем о подслушанном разговоре в комендатуре не говорил. И сейчас, торопился, думая только о том, чтобы солдатик тот ещё был бы на губе.
Мои опасения были напрасны. При приемке дежурства, старый начкар выстроил во внутреннем дворе арестованных. Подойдя к каждому из них, солдат обязан был представиться, назвать за что, кем арестован и срок наказания.
Пройдя середину строя – я заметил солдата небольшого роста, с чёткой отметиной в виде отпечатка женского каблучка на лице. Признаться честно – сердце моё забилось учащённей, но я старался, ни чем не выдавать свою взволнованность. Фамилии его я не помню, но хорошо запомнил причину и срок:
- Арестован за самовольное оставление части командиром батальона, сроком на 7 суток, - таким был его доклад. При этом было заметно, что солдат бравирует своей причиной ареста, перед остальными арестованными. Мне даже показалось, что он с некоторой издевкой смотрел на меня. «Дембель» - подумал я. «Ну ничего мы с тобой по-другому позже поговорим».
Окончив проверку, получив доклад от своего помощника, о том, что замечаний нет, я принял дежурство, расписавшись в журнале, доложился дежурному по гарнизону и отпустил старую смену.
Вечерело. Прошло время ужина.
Все мои мысли были заняты тем, что я представлял себе «беседу» с этим отморозком. Сказать по правде – боялся, что смогу сорваться и пристрелить ублюдка. И весь вечер настраивал себя, чтобы не сделать этого.
И вот, наконец, я решился. Для того чтобы обезопасить себя от возможного появления проверяющих – подозвал помощника, сержанта с нашей эскадрилии. Он по праву пользовался авторитетом среди своих солдат, да и я, чувствуя это – доверял ему. Сколько ни заступал с ним в наряды – всегда дежурства протекали без происшествий и нервотрёпки. Вот и в этот раз решил положиться на него:
- Значит так сержант. Сейчас одного караульного выставляй у калитки, - на случай проверки. Ты на телефон, остальные – во двор и в помещение не входить, - голос мой звучал достаточно резко. - Мне нужно провести беседу с арестованным.
Хотя и было в моём приказе нечто несоответствующее уставу, сержант мне не стал перечить, только раздал указания караульным. Я же взяв ключ, - пошёл открывать дверь от камеры, где сидел этот «дембель».
- Арестованный, - я назвал фамилию, - на выход! - скомандовал громко и властно.
- Ну чё такое, тащ. лейтенант, я отдыхаю, - этот сопляк явно нарывался. Как же - уже «дембель», а в камере, кроме него сидят первогодки. Вот перед ними и выделывается.
-Отставить разговоры, даю минуту на выход в коридор, - сказав это, я вышел из камеры. Повернувшись, услышал сдержанные смешки. Видимо, эта тварь перекривляла меня на потеху сокамерникам. Ну, думаю, - зря ты это парень делаешь. Не знаешь, зачем я тебя зову.
Появилось это чудо - роста с метр пятьдесят, щуплое и с наглой ухмылкой на лице. Жестом показал ему, чтобы шёл на выход. Как только он вышел - я тут же закрыл дверь камеры. Мы прошли общий коридор и очутились в предбаннике, между входной дверью и главным коридором. Я развернул его к себе лицом, мягко взял за локоть:
- Доложи, за что арестован,- вкрадчиво спросил я.
- Я уже докладывал, - лицо его искажала гримаса недовольства.
- Я помню, что за самоволку,- только не помню, чтобы ты мне рассказал, где ты гулял, с кем и чем закончилась твоя прогулка. Тут я заметил в глазах его некоторую растерянность. Но, только на мгновение, дальше опять пошли ухмылки на лице:
- Тащ лейтенант, вы допросы вести не имеете права, я пожалуюсь дежурному по гарнизону. Тут я не выдержал и продолжил за него:
- А заодно расскажем ему откуда у тебя такой красивый шрам на роже в виде отпечатка женского каблучка. И как он у тебя оказался. Меня начало лихорадить. Я с силой сжал его руку, вдавливая в стену:
- А пока он придет, ты мне расскажешь, как ты пытался изнасиловать жену офицера в гарнизоне,- рука моя непроизвольно потянулась к кобуре и, не вынимая пистолет, я снял его с предохранителя. Перед моими глазами промелькнули события той ночи. Раздался щелчок предохранителя. И тут этот герой преобразился. Тело его обмякло, идиотская улыбка пропала, подбородок задергался, и появились первые слёзы:
- Тащ. лейтенант. Я не хотел. Она сама предложила. Я ничего не сделал, - тело его окончательно утратило упругость, и он сполз по стене на пол. Я медленно достал пистолет и взвёл затвор. Меня просто душила злость. Я уже его не слышал. Я только упивался тем, что смогу сейчас пристрелить подонка и ни о какой совести я тогда не думал, также как и о последствиях такого поступка.
Солдатик совсем уже сполз на землю, стал на колени, поднял голову – увидел у меня в руках пистолет:
- Не убивайте меня! Я вам заплачу, я не хотел, я ничего не сделал! – повторял он как заклинание. Я отпихнул его от себя ногой и смотрел, как он ползёт ко мне на коленях, причитая и шмыгая соплями. Слёзы заливали его лицо.
Признаться честно, я не помню себя отчётливо в тот момент. Наверное, я был в том состоянии, которое в медицине называют состоянием аффекта и которое является смягчающим фактором при совершении убийства. Тогда, конечно, ни о чём таком не думал. Пистолет, стоящий не боевом взводе, - был в руке, признавшаяся в совершении мерзостиь жертва,- у моих ног, на коленях. Вот он – момент истины!
Внезапно сзади открылась дверь. Я обернулся и увидел своего сержанта:
- Не надо товарищ лейтенант. Если хотите это сделать, то не здесь. Это было сказано настолько спокойно, что рука моя с пистолетом опустилась. Я вроде как проснулся. Молча, сунул оружие в кобуру, отдал сержанту ключи от камеры и вышел на улицу. Тут меня охватила дрожь – ноги подкосились, я сел на лавочку у входа, закурил. Стало душно. Расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, ослабил галстук. В голове была мысль – «Я мог и хотел его пристрелить». Эта отчётливая мысль сильно меня поразила. Сколько раз за всю жизнь, каждый из нас хотел в мыслях убить своего врага, обидчика. Чаще всего мы и убиваем их мысленно, не физически. Вот мне захотелось убить и я, впервые в жизни почувствовав, что мог реально пристрелить человека. Хотя, человек ли он? Я попробовал себе представить – как бы я после этого жил. Раскаивался бы или нет? Пришёл к выводу, что – нет, не раскаивался.
Дальше, наряд проходил без каких-либо приключений. С сержантом мы об этом случае не вспоминали. А караульные вообще не видели и не слышали о произошедшем.
Этого солдата закрыли в камере. И увидел я его только при сдаче дежурства. Былой наглости его и след простыл. Он стоял в конце строя, молча, без идиотской улыбки на лице и не смотрел в мою сторону.
В гарнизоне я никому не рассказывал, что случилось со мной в наряде. И только позже, узнав, что Степан и Надя уехали, я рассказал своему другу и куму, что произошло тогда на гаупвахте. Михалыч же рассказал, что по слухам, - они с родителей того солдата взяли деньги и забрали заявление из милиции.
В посёлке, больше ни Степана, ни Надю я не видел. Хотя, опять же, по слухам, - вскоре, после переезда – они развелись.

С уважением, Cornett!

Корнетт, история - быль ? В любом случае, у Вас тоже лёгкий хороший слог :-)
А лиман, в котором купались, случаем, не Ейский ?

Грустная история.

2 Сибарит:

История правдивая, только изменены имена главных героев. Но лиман не Ейский.

С уважением, Cornett!

Приетствую всех в Новом Году!
Что-то веточка притихла. Попробую поднять.
Есть один мой рассказ, правда не с времён службы на стоянке, а курсантские воспоминания:

Наступила слякотная осень. Мы, курсанты уже второго курса, расселились в тёплой аудитории и занялись, в общем – то привычным делом - делали вид, что конспектируем, а на самом деле пытались подремать, прислонив голову к локтю или подперев её ладонью. Преподаватель монотонно затянул очередную лекцию об авиационных материалах, вовсе не смущаясь того, что большинство из нас старались «притопить на массу». То ли жалел нас искренне, то ли тема была проходная.
Кто-то засмотрелся в окно, наблюдая, как ветер обрывает остатки листьев с деревьев, на проезжающие автомобили, на убирающих территорию учебного корпуса дневальных (любимое занятие – смотреть со стороны как кто-то работает). Меньшая же часть и наиболее ответственная, а это неизменные сержанты, командиры отделений, заместитель командира взвода, а в просторечии - замок и комсомольский вожак делали вид, что внимают каждому слову преподавателя, тайно завидуя тем, кто уже дремал на локте и тем, кто мог позволить себе просто глазеть в окна.
Вообщем, воцарилась привычная, для всех, мирная картина. И невдомёк всем было, что военная судьба совсем скоро нас кинет в водоворот одного события, которое запомнится мне надолго.
- Основной авиационный сплав, применяемый на самолёте, это дюралюминий, запишите его название …- преподаватель не успел закончить свою фразу, потому что в коридоре послышался топот сапог и приближался явно к нашей аудитории.
-144 классному отделению, тревога! – проорал забежавший дневальный по учебному корпусу.
-«Ну, блин, задолбали», - подумалось. Да и действительно, в последнее время офицеры как с цепи сорвались. Тревоги днём и ночью. То в поле, - окопы рыть, то марш-броски по близлежащим лесочкам. А то и просто – на время, соберут на плацу с автоматами – посчитают, проверят и отбой. Или вместо автоматов выдадут лопаты, скребки, мётлы и вперёд - плац чистить. Всегда думалось, - ну нахрена, чтобы почистить плац, нужно обязательно подымать нас по тревоге, на время выскакивать как угорелые из казармы.
Хотя, признаюсь – привык уже, – всё-таки полтора года в армии.
Вот и в этот раз, также подумалось, - сейчас прибежим галопом в казарму, получим оружие, построимся на плацу. И всё, - тревога кончится. Но я ошибался.
Пробегая строем мимо штаба училища, заметили необычное столпотворение - офицеры, прапорщики все в полевой форме, несколько бортовых автомобилей. Особо смотреть некогда было – бежали как сайгаки, зацепив крючками полы шинелей за ремень. В казарме тоже непривычная суета для этого времени - ротный, все взводные на месте. Первый вопрос, возникший в голове, - почему только нашему отделению тревога, а офицеры все собрались? Ну, думаю, сейчас нам всё расскажут.
Построились в коридоре, возле дневального.
- Все на месте?- спросил комроты.
- Так точно товарищ майор, - доложил «замок»
- Значит так, отделению получать оружие, патроны и строится внизу, на плацу, - комроты как всегда, был немногословен.
«Ого! Это уже интересно. Понятно тревога, понятно, что с занятий сорвали, а вот что б патроны получать, - такого не помню». Через несколько минут, отделение выстроилось на плацу, ожидая дальнейших распоряжений. Так простояли минут десять. Среди нас стоял лёгкий гул разговоров, все вертели головами и вопрошающе смотрели на «замка».
- Паша, а какого нас тут построили? – не выдержал я. Полный подсумок с боевыми патронами непривычно оттягивался на ремне. Так как туго стянутый ремень носит было не прилично по «курсантской моде», в этот раз всё-же пришлось ремни всем подтянуть по-уставному. Тяжёлый подсумок, полный патронов, приходилось придерживать рукой. Меня это больше всего тревожило, - зачем нам выдали четыре рожка патронов?
-Долго мы будем ждать, а? - это Хоха высказался, - курсант небольшого роста из Львовской области.
-Заткнитесь бля, сам нихера не знаю! Сказано ждать, значит, будем ждать,- огрызнулся Паша. Напряжение этим он нам не снял, оно возросло ещё больше.
Наконец из казармы вышел комбат и направился к нам.
- Смирно! – Паша как на параде вытянулся и пошел, чеканя каждый шаг, разбрызгивая во все стороны грязную воду из-под сапог, навстречу к комбату с докладом.
- Вольно! – комбат выглядел растерянным, что было нехарактерно для него.
- Больные есть,- спросил подполковник.
- Никак нет,- хором все ответили.
- Это хорошо. Значит так, - приказываю прибыть в распоряжение дежурного по училищу. Вопросы есть?
- Никак нет! - ответили мы.
- На ле – во, бегом марш! - скомандовал Паша. И мы привычно побежали. Сколько помню - все полтора года – всё делается бегом. На зарядке, в столовую, из столовой, в казарму, из казармы, на занятия, с занятий. У нас набор какой-то экспериментальный был, - два года подряд ВСК сдавали, на первом и на втором курсе. К концу второго – все разрядники, КМСы, даже несколько человек на мастера спорта сдали. Правда, в соседнем батальоне в это же самое время, при сдаче нормативов, парень на дистанции сошёл, в прямом смысле – на небеса, - сердце не выдержало. Хоронили всем училищем. Так после этого случая нас стали «оберегать». Раньше если бежали – всегда время засекалось. Теперь же – нет. Просто бежали и всё. На время – только на физо, и при сдаче зачётов. А зачёты сдавали каждые выходные. Да ещё марш-бросок на десять километров отменили, оставили только кросс на три.
Снова штаб. Снова суета и растерянные лица. На этот раз, не только наши, но и офицеров училища, которые также как и мы были при оружии. Паша скрылся в дверях штаба, а мы всё также, в строю, наблюдали за беготнёй, которая нас окружала. Вокруг нас стояли отделения со всех рот училища, из других батальонов. Периодически подъезжали бортовые грузовики, в него запрыгивали несколько курсантов и офицеров. И машины скрывались за поворотом, ведущим к КПП.
Вернулся наш «замок». Ясности он не принёс. Команда одна, - не расходиться и ждать распределения по машинам.
Так прошло минут пятнадцать. Наконец из общей толпы выделилась группа офицеров, в основном преподавателей разных циклов и отводили в сторону, на посадку в очередной грузовик, несколько наших ребят. Дошла очередь и до меня.
Подошёл «Хлястик» - капитан с цикла эксплуатации. «Хлястиком» его прозвали за неимоверных размеров хлястик шинели, длина которого достигала почти метра.
- Сержант и два курсанта - за мной, вон в ту машину - показал рукой капитан на стоявший неподалёку ГАЗ 52. Сержант – это младший сержант Пустовойтенко, кличка «Пуст», и курсанты – это я и «Хоха»- Саня Панькив залезли в кузов. Грузовик дёрнулся и мы медленно потащились к КПП. Выехав за ворота – направились в сторону Киева. По дороге мы заметили, как на всех больших перекрёстках стояли курсанты и солдаты, так же как и мы, с автоматами на плечах. Проезжая мимо них мы приветливо махали им руками.
- Парни, вспомнил! – оживился я. Помните, как нам в начале второго курса сказали, что наше отделение входит в группу «Кольцо». Мы тогда и не знали, что это означает. Только теперь до меня дошло. Кто-то из какого-нибудь гарнизона сбежал, вот мы и будем теперь его ловить.
Хоха и Пуст выглядели угрюмыми и только кутались поглубже в шинель, пряча лицо от холодного ветра. Я пытался их растормошить и спросил:
- У вас много сигарет?
- Пол пачки.
- И у меня с пол-пачки.
Поняв, что разговорить их не удастся, я сам поднял воротник шинели и надвинул шапку на уши. Машину трясло на поворотах. При очередной встряске, тело напрягалось, и это обстоятельство помогало не замёрзнуть, сидя на дне кузова. Наконец у очередной развилки мы остановились. Капитан скомандовал нам на выход, и мы втроём выпрыгнули из кузова. Машина развернулась и поехала в обратном направлении.
- Строится! - «Хлястик» подошёл к нам поближе и начал рассказывать, что предстоит нам делать.
Дело обстояло таким образом, что в одном из соседних гарнизонов сбежал солдат. Да не просто сбежал, а с оружием, да ещё предварительно уложив на смерть, в своём гарнизоне, всю дежурную смену в карауле, включая начальника караула. По дороге – захватил машину – ВАЗ белого цвета и на нём движется к Умани, - как раз в нашу сторону. В машине у него несколько автоматов, пистолет, куча патронов. Вообщем, выходило, что парень отчаянный, терять ему было нечего. Вроде как издевались «деды» над ним там. Вот в карауле он всем и отомстил.
Капитан показал нам фото того солдата и приказал зарядить оружие. Мы стояли на большой развилке, одна дорога, которой шла из Киева, а вторая из близлежащего села и на этом перекрёстке, в виде вилки, обе дороги соединялись. Дальнейшие указания капитана были такими:
- Останавливать все подозрительные автомобили, особенно легковые белого цвета. Проверять у водителей документы, досматривать транспорт. В случае неповиновения остановке – открывать предупредительный огонь, при дальнейшем движении – стрелять по колёсам. Если из машины стреляют по нам, то без предупреждения – стрелять на поражение. Всё. Я с сержантом на киевскую трассу, а вы вдвоём на соседнюю. Действовать по обстановке. Вопросы есть?
Что мы могли ему тогда ответить. Что вопросов просто море, так это он и без нас понимал. Мы, тогда совсем сопляки семнадцатилетние, ещё не нюхавшие пороху, а нас вот так вот запросто ставят на дорогу ловить вооружённого до зубов парня. И потом, - что значит подозрительные автомобили. Они ж не ездят с транспарантом, на котором было-бы написано «Подозрительный».
- Никак нет,- скучно ответили мы.
И вот мы с Хохой вышли на дорогу, как разбойники. За плечами АКМы, а в голове полный бардак. Нас же в училище не этому учили. Да мы за полтора года, только один раз в тире то были. Пальба холостыми на марш-бросках не в счёт. А тут такое дело – у нас на ремне полный подсумок боевых патронов, мирная дорога, по которой едет в нашу сторону солдат, перебивший пол-караула и наверняка понимающий, что если его и поймают, - «вышку» присудят стопроцентно. И ясно было, что просто так его не взять. Ещё бы, - а нахера тогда ему оружие с патронами, - целый арсенал.
Вот примерно с такими мрачными разговорами мы и заступили на свой пост.
- Хоха, а как останавливать будем? У нас же полосатых палок нет,- спросил я
- Фиг его знает, - Хоха смотрю, совсем посерел.
Тут показалась легковая машина. Едет в нашу сторону, - присмотрелся, - бляха муха, белая. Ну, вот сейчас, поближе подъедет. Мы стояли рядышком и как заворожённые смотрели на приближающийся к нам автомобиль. Вот он уже ближе, - нет, это не Жигули. Это Запорожец, а за рулём дед, голова которого еле выглядывает из-за руля. Хоха неуверенно поднял руку. Со стороны казалось - то ли в знак приветствия, то ли как просьба подвезти. Дед – ноль внимания. Хоха начал махать обеими руками, при этом почти выбежал на дорогу. Дед ехал как камикадзе, - строго по прямой, взгляд – только вперёд. До нас всего несколько метров. И тут меня злость разобрала - как так, мы – военные, с оружием, поставлены сюда, чтобы таких, как этот дед оберегать, а он неблагодарный не хочет остановиться. Я не выдержал и достал из-за плеча автомат. Раздался визг тормозов. Машина юзом прошлась по дороге несколько метров и остановилась. Распахнулась дверь, выскочил этот дед и к нам.
- Сынки, что случилось?
- Почему не останавливались? – я пытался придать своему голосу признаки солидности.
- Так думал, что вы хотели, чтоб я вас подвез, а у меня полсалона картошки и бабка на заднем сиденье,- затараторил дед, косясь на наши автоматы.
- Проверка на дорогах, - совсем сурово ответил я. - Документы к осмотру,- зачем-то сказал в приказном порядке. Дед испуганно полез в карман, достал засаленные права, протянул их мне. Глянув одним глазом, говорю:
- Езжайте и повнимательней, там дальше ещё наши посты стоят.
Дед завёл свой драндулет и поехал. А мы с Хохой рассмеялись, вспоминая перепуганного деда.
- Слушай, так дело не пойдёт, - начал я. – Если к нам будет ехать этот на белом Жигуле, то он, если захочет, постреляет нас как в тире. Давай так сделаем. Ты станешь на одну сторону дороги, я на другую. Когда останавливаю машину – ты держи её на мушке. И в случае, если по мне стреляют, ложись и стреляй в ответ. Я же, падаю на землю и тоже отстреливаюсь. И это,- давай-ка загоним патрон в патронник и поставим автоматы на предохранитель.
Так и сделали.
Транспорт стал появляться всё чаще. То трактора, то мотоциклы с коляской. Вот едет грузовик-будка. Решил тормозить. Поднимаю руку – водитель ноль реакции. Только вскинул в руке автомат – сразу по тормозам. Вышел мужик из кабины, с таким же перепуганным лицом, как у деда на Запорожце:
- Что случилось парни?
- Проверка на дороге,- уже привычно ответил я. – ваши документы и будку к осмотру.
Водитель пошёл к кабине и вернулся с правами. Я бегло взглянул на них и говорю:
- Открывайте будку,
- Та там нет ничего, - смутился он. И как мне показалось – густо покраснел.
- Хоха, внимание! – проорал я.
- Вы что не слышали, открывайте будку! - я уже перехватил автомат и повёл в сторону водителя. Сам же быстро встал сбоку от дверей, уходя от предполагаемой линии огня, со стороны Хохи.
Мужик, явно нервничая, подошёл к своей будке сзади и начал открывать замок. Напряжение словно повисло в воздухе. Во рту стало сухо. Я передвинулся на край обочины, чтобы в случае чего – не стоять напротив двери и одновременно, чтобы иметь возможность быстро упасть на дно кювета.
Распахнулась дверь, и оттуда послышались звуки возни. Я спросил:
- Что в будке?
- А ты сам смотри, - ответил водитель. Обернувшись, я заметил, что Хоха стоял по диагонали напротив открытых дверей машины, но на другой стороне дороги. - Молодец, - подумалось мне, - хорошая у него позиция.
Со страхом, осторожно, держа автомат в руках – заглянул внутрь. На полу будки, лежали какие-то мужики, возрастом, ну никак не солдатским. Они явно спали, причём по запаху, витавшему внутри, слышно было, что перед тем, как уснуть, они изрядно дёрнули самогона.
- Наши механизаторы, с колхоза, - дежурная смена. Вот развожу по домам, - водитель теперь уже улыбался во весь рот.
- Что ж ты, дядя, сразу не сказал, - со злом сказал я ему.
- А хрен вас, военных знаешь, вдруг забрали-бы куда.
- Да кому вы нужны. Я ещё раз внимательно осмотрел будку и махнул рукой:
- Закрывай!
Напряжение спало. Автомат переместил на плечо, и я почувствовал как предательски взмокрела моя спина от пота.
- Езжай, давай, дядя.
Машина завелась и в клубах едкого дыма тронулась, набирая обороты. Подошёл Хоха:
- А что там было? – спросил.
- Та куча пьяных мужиков с поля ехало.
Закурив, стали обсуждать, как обезопасить себя ещё лучше. Но пришли к выводу, что действия наши правильны и ничего менять не нужно. Показалась очередная машина, и мы снова заняли свои прежние позиции. Транспорт теперь ехал один за одним и в этой череде мы старались выбирать для проверки только светлые легковушки. У всех водителей реакция была одинаковой, - останавливались и с тревогой в глазах расспрашивали о причине остановки. Страх потихоньку стал проходить и только несколько раз, завидя приближающиеся светлые «Жигули», сердце начинало биться чаще, а руки сильнее обычного сжимали автомат. Но всё это было лишним. Или водитель по годам не походил на солдата или казавшаяся издали модель ВАЗа, оказывалась каким-нибудь Москвичём.
Капитана с Пустом нам не было видно - заслоняли густые деревья. Раций у нас не было. И только звуки тормозов, периодически раздававшиеся с их стороны, подсказывали нам, что проверка у них тоже идёт полным ходом.
Вечерело. Взглянув на часы, заметил, что прошло время обеда, подходит ужин. А никаких команд со стороны капитана не было.
Наконец, к нам подъехала чёрная, тонированная «Волга», резко притормозила возле меня. Из окна машины высунулся мужик в норковой шапке, и устало спросил:
- Вы из группы «Кольцо»? Я подтвердил кивком головы, а сам пытался заглянуть внутрь «Волги» из которой явно слышны были звуки чьих-то переговоров по рации.
- Отбой,- сказал мужик. И уехал.
Оставив Хоху на дороге, я пошёл к капитану сказать об этом. Капитан, выслушав, сказал:
- А номера ты запомнил. Я назвал.
- Ну что ж, отбой так отбой. Собирайтесь все вместе, разряжайте оружие. Будем ждать машину, и ехать в училище.
Вскоре за нами приехал наш ГАЗон, в кузове которого сидело несколько наших курсантов. Их подобрали на другом перекрёстке. Мы в разнобой говорили друг с другом об этом случае, расспрашивали подробности происшедшего. И один из наших, который стоял на дороге вместе с гаишниками рассказал, как слышал переговоры по их рации, про то, как вышло с этим сбежавшим парнем.
Этот солдат, объехав Киев окружными дорогами, действительно направлялся в сторону Умани. На одном из постов, где стояли гаишники, он не подчинился требованию остановиться. И уже на следующем перекрёстке, на дороге его поджидала лента с шипами, на которую он и наехал. Его Жигули от лопнувших шин съехала в кювет и перевернулась. Когда солдат этот вылез из-под машины, то начал стрелять по гаишникам. Ну, а те его тут-же и застрелили. Вот такой, примерно, был рассказ нашего однокашника.
Приехав в училище, почистили и сдали автоматы – пошли в столовую, на ужин.
И уже в курилке, возле казармы батальона, ощущая себя почти героями, рассказывали всем желающим, как трудна и главное опасна служба при проверке машин на дорогах.

С уважением, Cornett

Да, пожалуй, для 17-летних пацанов это самое настоящее "воинское приключение" :-) А парнягю всё-равно жаль. Думаю, не от хорошей жизни его понесло...

Дважды бывал в подобных оцеплениях во время срочной службы в ТуркВО. По схожим поводам.
Правда, к тому времени пороха уже нюхнуть успел, поэому особого волнения то ине было.
Только, и рассстановка у нас была выверена, и в наряде на трассе четверо нас было - по углам автомобиля, и рации были. И команда валить, если что, была. В крайний раз остановили грузовик с толстолобиком, водилла, штук 5, покрупнее, нам подарил. Жена прапора - старшего наряда, нажарила потом, он принес, собрал в столовке, вкусно было:))

2 Сибарит:
да уж приключение ещё то было. Страху, реально натерпелись.
Сам не мог поверить, что возможно вот так поставить пацанов на дорогу, без офицера или прапорщика. Но всё так и было на самом деле.

2 Из Сибири:
хорошие прапорщики у Вас были на срочной, не жадные:)

С уважением, Cornett

Cornett
2 Из Сибири:
хорошие прапорщики у Вас были на срочной, не жадные:)
______________________________________________________________
Боевые были мужики, не могу ничего плохого ни об одном нашем прапоре сказать. И старшина, хоть и жульничал конечно, но мужик неплохой был, имено, как человек. Кстати, именно он рыбой и кормил нас:)

Классная книжка, ничего не скажешь! Молодец автор! Да, что там, комментарии на его сайте говорят сами за себя.

А интересно, как сейчас служить в наземных службах ВВС? Что-то поменялось по сравнению с советским периодом? (Ну я не считаю, конечно, написание конспектов по МЛН) Стало больше порядка и улучшились ли условия работы и службы? Может кто-нибудь знает?

Написано за год, до разгона моего полка. Хоть и не проза, но к теме ветки, думаю подойдёт.

"КАК НА ВОЙНЕ" (Тревога в разведполку)

Гудит, гремит тревога,
Вставай! Нас ждёт дорога,
На "Южном" построение нас ждёт,
Ребята все собрались,
Пусть лица перемялись,
Спешим теперь с тобой на самолёт,

Приехали во время,
Скулить теперь не время,
Спешим к ангарам, к нашим ЖБУ
Стоят там самолёты,
Им так летать охота,
Ребята, я ей Богу вам не вру!

Лючки позакрывали,
-Ну что рты пораззевали,
А ну-ка, помогите братцы мне,
Водило уберите,
И блок вы закрепите,
Пусть будет всё у нас как на войне!

Забегали расчёты,
Готовят самолёты,
И ругань, мат кругом и беготня,
Спецы как злые черти
Хоть верьте, иль не верьте,
Нас оторвали только ото сна,

Заправки ты проверил,
Боекомплект, контейнер
Спеши технарь, - пилоты тебя ждут!
Осмотр самолёта-
Важная работа,
И запись в ЖПС не позабудбь!

Нас время поджимает,
Торопит, подганяет
Уж лампа светит "ИКВ готова",
Мы чеки быстро снимем
И вот уже мы видим
Влетает лётчик в кресло, прямо с хода,

Поможем пристегнуться,
Потуже затянуться
И следует проверка за проверкой,
На запуск лётчик давит,
Заброс не прозевает
И включен-ли "регистр", технарь проверь-ка!

Вот двигатель запущен
И заложило уши,
Пора пилот рулить на ВПП,
Придерживайся строго
Ты правила простого-
Чтоб было всё у нас как на войне!

Построились по парам
Вот выпустили фары,
Форсаж, разбег и ручка на себя,
И две стальные птицы
Стремятся в небо взвиться
И вот отрыв, - шасси убрать пора,

Во время прилетели,
И точно ты у цели
Пора снимать и РТР включать
Потом стреляешь метко,
И ручку держишь крепко,
Вираж,- и курс домой ты должен взять

Закончилась тревога,
Настал черёд разбора,
Стоит на построенье разведполк
Сработали мы чисто,
И только на отлично
Работали мы быстро, точно в срок!

Теперь другое время
Свалилось, как то бремя,
И не скем вроде нам повоевать
Сидим мы по ангарам,
И рвём траву мы даром,
Лишь изредка приходиться летать!

С уважением, Cornett!

Хорошие стихи, как песня - живые!

Согласен, неплохие стихи. Судя по размерности, возможно, их даже пели под гитару. И сразу, по большому количеству профтерминов и деталей, видно, что автор - авиатехник.

Да, ребята, вы правы- это песня. Стихи писал под мелодию в голове.

Прочитал книжку, в общем - неплохо. Но создалось странное впечатление, что у авиатехников служба интереснее, а главное более рискованная, чем у летчиков??!! Да неужели?! По-моему автор мало что понял из своей службы в ВВС (если, конечно,он вообще служил). Ох, надо было его оставить там на второй срок, еще пару лет покорячиться. Ох,надо было!

Автор, то, точно служил. Такое не напишешь, наслушавшись разговоров в курилке. Вот, ты сам, то, служил, уважаемый?

Для Ромки А:
Впечатление у Вас, по прочтении книги, создалось действительно, мягко говоря, странное. Как и выводы с вопросами.
А автор то служил. О чем и написал. Причем так написал, что у отдельных читателей действительно создается впечатление, что в авиатехников служба интереснее, чем у летчиков. Обидно что ли?

В принципе, меряться, у кого там, что длиннее и откуда растет, у техников, или летчиков, думаю не стоит. Одного без другого, ни в одну, ни в другую сторону, просто быть не может.

To Из Сибири:
Почему странное? Автор совершенно четко дает понять, что у летчиков и квартирный вопрос был лучше, и жратва в столовой, и видимо, продвижение по службе. А знает ли он, что во время ВОВ средняя жизнь летчика была 3-10 вылетов? Нехай тогда технари летают, раз завидно!

2: Ромка.
Вряд ли автору завидно. Ну да ладно, спорить не буду, каждый понимает прочитаное так, как понимает.

То Ромка А:
Так это 'средняя жизнь' во время войны... Или летчики наши, как японские камикадзе: в мирное время - всего от пуза, началась война - лети и умри!

2 Romka A

Чего завелись, любезный? Я вот летчик, мне очень интересно автора ветки и его коллег читать. Не надо расшеперивать старый антагонизм между летчиками в черных и белых ЗШ. Тем более, что и существовал он больше в истребительно-ИБАшно-штурмовой авиации. В остальных родах (где летали многочленными экипажами) этого не было. Ибо любой толковый технарь, если позволяло здоровье, мог стать "летчиком", ну, т.е. ЛПС. И наоборот, уставшие от неба порой уходили на более спокойные места в ТЭЧ\ИАС.
Автор говорит правду. Да, у летчиков были лучше и зарплата, и жратва, и обмундирование, и служебные перспективы. Что автоматически не означает, что летчики - белая кость, а технари - черные рабы. Но зависти или желчи в отношении летного состава у автора не прослеживается.

2 Romka A
Согласен со Steel_Major. Я много лет отработал в ГА и, смею вас заверить, отношения там у летчиков и техников вполне уважительные. Они воспринимаются друг друга как профессионал профессионала только каждый в своей области. Вероятно, весь этот антагонизм происходит в ВВС только по одной причине: летчики, как правило командуют, а технота вынуждена подчиняться. Со всеми вытекающими отсюда последствиями... И то, мне кажется, Steel_Major совершенно прав - не во всех видах ВВС. Да и в ИБА, наверное, много от конкретных командиров зависит. Наверное, за какого-то комэска и техники кому угодно пасть порвут...

А вот мне все равно за технический состав обидно! Мой дядька всю войну механиком на аэродроме и всего одна медалька – 'За победу в ВОВ' (такие по-моему всем давали). По фильмам и книжкам получается так: прилетел самолет с задания, весь в дырках, с разбитым маслорадиатором, поврежденными органами управления, а на следующее утро к первому вылету уже каким-то волшебным образом уже весь в заплатках, отремонтированный и готовый к полету. С чего бы это? Может быть все-таки нужно упомянуть того, то это сделал? Ведь человек этот всю ночь не спал, а если еще все происходило в зимнее время… Да это же просто – туши свет! А назавтра опять обеспечивать вылеты целый день. И кто об этом знает? Единственный более-менее достоверный образ механика – Макарыч из 'В бой идут одни старики', да и то весь фильм он только ходит, ждет своего командира и переживает. Такое чувство будто бы ему и заняться больше нечем. И это, подчеркиваю, едва ли не единственный и лучший авиатехнический персонаж во всех фильмах о военной авиации. Я не в коем случае ни хочу умалять героизм советских летчиков. Просто у людей создается впечатление будто бы летчики воевали в одиночку.

классная весчь!!! хочу поднять веточку

Уважаемые форумчане!

Начал писать продолжение своей первой книги. Новая называется - "Фэйк". Спешу предложить ее вашему вниманию. Хочется понять: в правильном ли направлении я двигаюсь. Поэтому буду крайне благодарен за любые, даже самые критические комментарии. Единственное, о чем хочу сразу предупредить (чтобы не тратить ваше время на чтение) - к сожалению, книжка не на авиационную тему.

Fake (Фэйк) – подделка, фальшивка, выдумка



Глава 1

Фиктивный брак



Алик Бармин со своей женой Верой сидели в офисе иммиграционного адвоката Льва Митцнера и ждали появления хозяина. Его офис находился на одиннадцатом этаже высотного здания в престижном районе делового Торонто. Стиль помещения был выдержан в дорогом, но довольно безвкусном стиле. Обилие бронзы, кожи и дерева, под старину, призванное придать солидности, на самом деле лишь вызывало лишь ироническую усмешку. Однако на стене висели несколько дипломов, свидетельствующих, что их обладатель человек вполне серьезный. Работающий за недетские гонорары. И это улыбки уже не вызывало.
Бармин смотрел в окно на улицы Торонто. Погода была отвратительной. Весь день с самого утра шел проливной дождь. Внизу в узком колодце между двумя небоскребами стоял в пробке, практически не двигаясь, поток машин. Редкие прохожие внизу быстро перебегали от здания к заданию, стараясь поскорее укрыться от непогоды. Разбрызгивая лужи, промчался какой-то сумасшедший велосипедист.
Неожиданно, внизу, примерно на уровне пятого этажа, появилась черная белка. Она бежала над крышами машин по телефонному кабелю, переброшенному с одной стороны улицы на другую. Мокрая шерсть стояла на ней дыбом. Бармин удивился: что делает белка в самом центре города? Где она живет? Ведь здесь практически нет никаких деревьев, только стекло и бетон. Как она тут оказалась? И зачем? Зверек, между тем, добежал до середины улицы, и вдруг остановился, словно почуяв впереди опасность. Пару минут белка пританцовывала на одном месте, нервно помахивая хвостом. Потом, приняв решение, быстро побежала назад, ловко балансируя на черном мокром проводе.
Алик горько усмехнулся. Это растерянное взъерошенное животное сейчас до боли напоминало его самого. Он мысленно вернулся к своим проблемам. Повод, по которому они сегодня пришли к адвокату, а по-английски - «лойеру», был крайне важным для Барминых. Два года назад они приехали в Канаду из Латвии по гостевой визе, а сразу попросили политическое убежище. Дело по получению вида на жительство двигалось очень туго. Несколько раз они уже проигрывали суды и сегодня пришли, чтобы узнать решение последней инстанции. Адвокат обнадежил их, что на этот раз шансы, как никогда велики. Но супруги все равно сильно волновались.
Дверь открылась, и из своего кабинета вышел Митцнер.
- Hi! – поздоровался он, широко улыбаясь. – Прошу извинять меня. Очень много дел. Надеюсь, вы не долго меня заждались.
«По-русски еще говорит, но уже с акцентом, - подумал Бармин. – Скорее всего, родители еще в детстве в Канаду привезли. Потом, наверное, здесь университет заканчивал. На нашу голову!», - однако, вслух лишь заметил:
- Ничего страшного, можно и подождать. Лишь бы дело удалось.
Лойер словно бы не расслышал комментария Алика, приглашая войти в кабинет и присаживаться. Когда Бармины разместились напротив Льва за массивным дубовым столом, он открыл папку, которую держал в руках, достал из нее какие-то бумаги и выложил перед супругами.
- Что это? - поинтересовалась Вера.
- Как обычно. Счет за услуги. За последний месяц, – скучно проинформировал адвокат.
Алик покривился, и, бросив быстрый взгляд на конечную сумму, заметил с издевкой:
- Чего-то сегодня почти на сто баксов меньше, чем в прошлый раз?
- Да? – удивился лойер и тут же небрежно махнул рукой. - Ну, окей. Считайте это – презент от нашей фирмы!
- Спасибо, - усмехнулся Бармин. – Оказывается, еще и деньги погулять останутся.
- Да, - Митцнер нагнулся, разыскивая что-то в верхнем ящике стола, – кофе сможете выпить…. - произнес он рассеянно.
Алик сделал удивленные глаза:
- А в каком месте вы кофе пьете?
- Что? – переспросил Лев, выпрямляясь и поднимая глаза на клиента.
- Я говорю, со счетами все понятно. Как суд то прошел? Надеюсь, в этот раз успешно? – не стал дальше развивать свою мысль Бармин.
Адвокат достал из стола тонкую зеленую папочку и кинул ее на стол. Его лицо приняло скорбное выражение:
- К сожалению, я имею не очень радостные новости для вас. Суд решил, что Латвия – это страна демократическая. Законодательство - по стандартам ЕС. Представителям русского меньшинства там ничего не может грозить. Поэтому, принято решение о вашей депортации.
- Депортации?!! - в глазах Веры блеснули слезы.
Алик растерянно посмотрел на супругу, потом на адвоката. Неужели все их попытки оказались напрасными? Последние два года Бармины только и делали, что вкалывали и затем отдавали все заработанное этому гладкому борову, с хорошо ухоженными руками. А тот только брал и брал, ничего не давая взамен.
- Как же так? – возмутился Алик. - Ведь вы же нам обещали!
- Sorry! Я не господь бог и не все от меня зависит, - развел руками Лев. – Нужно будет подавать аппеляцию.
- А она поможет? – поинтересовался Бармин.
- Нет, - возможно, первый раз честно ответил адвокат.
- Зачем же тогда ее подавать? Чтобы лишний раз деньги с нас получить? – рассердился Алик.
- No, no, no…, - Митцнер протестующее поднял руки. – То, что вы мне платите – это просто смешно. Можно говорить, я работаю только из гуманных побуждений, чтобы помочь соотечественникам. Подать аппеляцию надо, чтобы выиграть время и иметь свой последний шанс.
- Какой шанс? – с надеждой спросила Вера.
Лев замялся:
- Я бы не хотел говорить с вами, как лойер. Тот совет, который я могу вам дать – illegal. То есть, не совсем легальный, – подобрал он, наконец, русское слово. Поэтому в данном случае, могу сказать совет, только, как частное лицо.
- Так что? Что мы можем еще сделать? – нетерпеливо прервал его Алик.
Митцнер помолчал немного, поправил свои дорогие очки, потом наклонился к посетителям и произнес вполголоса:
- Вам срочно нужно делать развод. Потом найти двух граждан Канады и войти с ними в законный брак. Я обещаю помочь с быстрый и болезненный развод. А сверх того, дам дискаунт, как постоянным клиентам.
Повисла длинная пауза. Алик переводил взгляд с адвоката на Веру и обратно. Они оба, в свою очередь, смотрели на него. Бармин понял – сейчас все зависит от того, что он скажет.
- Так что будем делать? – спросил Лев и откинулся на спинку кожаного кресла, выжидающе скрестив руки на груди.
Алик посмотрел в окно. За окном шел проливной дождь.

Чтобы перевести дух и переварить полученную от лойера информацию, Бармины зашли в кафе «Tim Hortons». Было немноголюдно. Вера крутила в руках бумажный стаканчик с кофе, нервно оглядываясь по сторонам, как будто бы за ней гнались.
В свои, без малого сорок лет женщина выглядела неплохо и довольно молодо. Слегка полноватая фигура не портила ее. Коротко постриженные темные волосы. Очень скромный, но со вкусом сделанный макияж. Ее лицо нельзя было назвать красивым, но на нем, яркими звездами выделялись изумрудно-зеленые глаза. Когда-то много лет назад Алик заглянул в них и пропал.
На фоне своей супруги, Бармин, ее ровесник, выглядел намного старше. На первый взгляд он казался слишком худощавым, однако на самом деле был сильным и жилистым, вследствие многолетних занятий спортом.
Когда-то он закончил гражданский ВУЗ, но все равно, после его окончания был призван послужить Родине двухгодичником. Затем, решил остаться в армии кадровым военным. После получения Латвией независимости, Алику, как бывшему советскому офицеру, отказали в предоставлении вида на жительство. Вначале он хотел уехать в Россию, но там его никто не ждал. Отец с матерью уже умерли, а с оставшимися дальними родственниками он отношений не поддерживал. Кроме того, туда категорически отказалась ехать Вера.
Помучившись какое-то время, Алик случайно узнал, что открыта эмиграция в Канаду. Они с супругой загорелись. Это казалось решением всех проблем. Однако вскоре выяснилось, что если идти официальным путем, то дело это очень хлопотное и долгое. Тогда Бармин решил сделать ход конем. Он умудрился организовать для них с Верой гостевую визу. Супруги оставили сына на попечении родителей жены и рванули за океан, намереваясь сразу по приезду сдаться властям.
Если бы сразу знать с какими трудностями им придется столкнуться, то может быть, они бы никогда этого не сделали. Но теперь уже слишком поздно. Теперь нужно что-то решать. И, притом, решать срочно. Поэтому сейчас обсуждался только один вопрос: что делать с предложением адвоката. Развестись - не проблема. Что дальше? Где найти сразу двух граждан Канады для фиктивного брака. И если даже таковые отыщутся, вряд ли кто-нибудь пойдет на это бесплатно. А стоило это немалых денег. Их у Барминых не было.
Обсуждение ситуации практически зашло в тупик, когда внезапно на пороге кафе появилась эффектная крашеная блондинка.
- Хохменки, - увидев ее, разом выдохнули супруги.
Алик тут же полез в карман за сотовым телефоном и набрал номер:
- Валера, привет. Это – Бармин. Что делаете сегодня вечером? Мы хотим с Веруней подъехать к вам. С пузырем, конечно…. Да, ничего особенного. Просто поговорить надо.