нашёл здесь: http://www.annews.ru/news/deta ...

Америка впечатлила Валерия Чкалова больше, чем перелет до неё

15.05.2007 10:52
НИЖНИЙ НОВГОРОД, 15 мая (Корр. АНН Вячеслав Федоров). Недавно на свет из тайных архивов появились стенограммы выступлений легендарного советского летчика Валерия Павловича Чкалова во время его пребываний в городе Горьком (Нижнем Новгороде): первая датирована 9 августа 1937 года - выступление перед партийным активом города, а вторая - выступление на областной партийной конференции в июле 1938 года.

Обе стенограммы - более ста страниц машинописного текста - начинаются репликой председательствующего: ' Регламент устанавливать не будем'. Более часа длились рассказы Чкалова о перелете в Америку. Стенограммы пестрят пометками: 'аплодисменты', 'бурные аплодисменты', 'смех в зале':
Все годы лежания в архиве, стенограммы были помечены грифом 'Секретно'. Мы выбрали из них самые яркие впечатления летчика о перелете в Америку, которому исполняется 70 лет.

А мы так, контрабандой!

Разрешения на перелет через Северный полюс не было, но мы машину все-таки готовили. И вот, когда произошла высадка экспедиции Папанина на Северном полюсе, я позвонил Молотову и говорю: ' Товарищ Молотов, как наше дело?' А он отвечает: ' А что, загорелось, что ли?' Я говорю: ' Уже давно горит'. Он спрашивает: ' А как у вас дела?' Отвечаю, что у нас все готово.
' Так разрешения на полет нет'. Я ему и говорю: ' Мы так, контрабандой!'

Молотов засмеялся, значит, думаю, все в порядке. Он отвечает: ' Хорошо, мы вас вызовем'. 25 мая нас вызвали в Кремль. Мы пришли вдвоем с Байдуковым. Разрешение получили. И от имени всего экипажа я поблагодарил Сталина за колоссальное доверие. Он в свою очередь сказал: 'Мы поблагодарим вас, когда долетите'.

'Экипаж знает, когда лететь'

Решили лететь в средине июня. Времени на подготовку было немного. Мы должны были проверить материальную часть. Я, как говорится, погоду устраивал сам. Погода была по маршруту жуткая. В полярных картах я разбирался более или менее прилично, хотя кудесником не был и погоду заказать не мог. Перед полетом нам сказали, что с 18 июня в Москве наступит жара. Это беда, мы не взлетим. У нас радиаторы были поставлены арктические. Если температура воздуха будет больше 16 градусов, нам не взлететь, закипит вода и масло.
А метеорологи сказали, что жара пробудет с месяц. Узнали мы об этом 17 июня, и я решил лететь на следующий день. Отдал распоряжение готовить машину, заливать горючее. А его заливать нужно 12 часов. Говорю механику: ' Ты заливай, если не будет разрешения, тогда сольем. Если не разрешат - труд не пропадет'.
Звоним в Кремль. В первой инстанции отвоевали разрешение, пошли на вторую инстанцию. Дело застопорилось. Я говорю: ' Позвоните товарищу Сталину, я настаиваю на вылете завтра'. И Сталин ответил: 'Экипаж знает, когда ему лучше вылетать'.
И мы вылетели 18 июня.

Подвела воздушная пробка

Первые шесть часов погода была хорошая. Дальше пошло обледенение. Всего у нас было четыре сильных обледенения. Первое подстерегало нас, когда перелетели через Северный полюс. Мы его назвали фарфоровым. Я уставился в стекло и смотрел как на крыльях прибывает лед. Было такое впечатление, что если мы через 15 - 20 минут не выскочим к солнцу, то корка нарастет и нарушит качество крыльев самолета, машина начнет падать. К солнцу мы выскочили. Лед начал таять.

Еще трудность - по курсу лежали горы, высота отдельных вершин достигала 4 тысяч метров. Вы знаете, когда по курсу велосипедиста будет стоять столб, он обязательно на него наедет. Это я хорошо знаю, и потому мы набрали высоту, но у нас кислород кончился. Решили горы облететь и выскочить на Тихий океан. Дали крюк в 1100 километров.

Казалось бы, еще одно препятствие позади. Но нет. Когда мы летели на высоте, то было светло, а спустились в ночь. Семь часов летели в сплошной темноте. Утром вынырнули из облачности и увидели город. Это был Портленд. Проверили наличие бензина. В баке имелось еще 600 килограммов топлива, значит, мы можем лететь еще 1500 километров. Взяли курс на Сан-Франциско И хорошо, что в это время Саша Беляков решил перепроверить наличие бензина. Оказалось, что у нас его меньше. В баке возникла воздушная пробка и датчик показывал неверно. Надо было срочно возвращаться в Портленд. Задание Сталина мы выполнили: долетели до Северной Америки.

Долетели на : моче и кофе

Когда у нас было фарфоровое обледенение, то замерзла трубка пароотводителя. В радиаторе создалось давление. На этот случай предусмотрен клапан, через который может выходить пар. Он не вышел, а вылетел. Вместе с паром выплеснуло воду из радиатора. Головки цилиндров оголились и вот-вот перегреются. Срочно взялись за починку. В запасном бачке воды не оказалось, ее забыли залить. Хорошо, что в самом начале полета я распорядился сохранять мочу. В нее добавили чай, кофе из термосов, и вся эта смесь пошла в радиатор. На ней и долетели.

Без курьезов не обошлось

Был и такой случай. Несколько смешной и, в то же время, грустный. Когда пересекли полюс и 'зацепились' за землю, то напряжение спало, и мы стали ходить по самолету как попало. Видимо, во время этой ходьбы мы оборвали антенну. Егор и Саша отстукивают телеграммы, а я управляю. Байдуков меня сменил, я иду к Белякову и спрашиваю: ' Чего нам отвечают?'
Он пожимает плечами: ' Ничего. Может сигнал не проходит?'
Саша удивительно спокойный штурман. Не торопясь, начал проверять. Действительно, в резиновой оболочке антенны обнаружили обрыв.
' Долго связи не было?' - спрашиваю. Оказалось, часов десять. Представляю, что творилось. Вот какой курьезный случай вышел.


Обедать пришлось в нижнем белье

Мы сели в Америке 20 июня, а накануне все газеты трубили об этой сволочи Тухачевском, о Гамарнике. Все газеты были полны клеветническими статьями о Советском Союзе. После нашей посадки газетам пришлось изменить тон и писать о нашей стране хорошо. Рабочие Америки говорили, что теперь они знают правду о Советском Союзе, она к ним через Северный полюс прилетела.

Прилетели мы в воскресенье. В Америке в этот день даже не разрешается бриться. В будние дни небритыми могут ходить сумасшедшие или только что вышедшие из тюрьмы. Жара стоит. Дождичек накрапывает. Мы в полярной одежде, переодеться не во что. Даже не подумали об этом.

Минут через десять аэродром начал заполняться людьми. Подъезжали машины. Явился генерал, с ним поляк - офицер из американской армии. Он знает по-русски столько же, сколько я по-американски: Но кое-что понять было можно. Генерал передает через переводчика приглашение на обед. Я говорю, как же обедать, когда тепло, а мы одеты по - полярному? Генерал говорит, что именно так, в этой одежде, он нас к себе и приглашает.
Приехали к генералу. Я показываю жестом, что нельзя обедать в такой одежде. Генерал ушел и через некоторое время приносит три штатских костюма. Саша Беляков выше меня на голову, а генерал на столько же выше его. Я разделся, примерил брюки, а они мне по шею.

Байдуков даже примерять не стал. Через переводчика мы попросили принести обед в отдельную комнату. Там разделись и в нижнем шелковом белье и пообедали.

Проснулись мы в: магазине

Спали мы около четырех часов. Я почувствовал, что около моей постели кто-то ходит, и открыл глаза. ' А, товарищ Чкалов, проснулись?'
Я узнал посла СССР в Америке Трояновского. Знал его лишь по фотографиям. Разбудил товарищей. Когда пришли в себя, то увидели, что 'проснулись' в универсальном магазине. Оказывается, генерал сообщил какой-то фирме, что у нас нет костюмов, и та, невзирая на то, что было воскресенье, доставила нам 60 костюмов - выбирайте!

Тут было все: носки, ботинки, запонки: Оказывается, и портные пришли. Нас взяли в оборот: примеривали, подшивали: Мы деньги - будьте любезны! Нам в ответ - нет! Трояновский пояснил: фирма запишет в какие-то торговые книги, что обслуживала советских летчиков, перелетевших через Северный полюс. Им это реклама. Спрашиваю у Трояновского: ' Как быть?' Он спокойно говорит: ' Ну не берут, так не берут. Пусть не берут!'
Представитель фирмы попросил у нас: ' Разрешите ваши штаны, в которых вы прилетели, вывесить в витрине магазина'.
Смотрю на Трояновского, он говорит, что можно. И вот наши штаны висели в витрине, и к ним было паломничество. Люди со всего города ехали, чтобы смотреть, в каких штанах мы прилетели. Это я говорю сущую правду.

Нас как слонов водили

В Ванкувере нам устроили прием. Мэр города пришел, речи говорит. Нас пока ни о чем не просят. Пока посол отдувается. Входят в зал три девушки, потом я узнал, что одна из них королева красоты, а две другие - вице - королевы.. .Каждая из них повесила на наши шеи венки. Оказывается, это наибольший знак внимания.

В это время мэр города просит, чтобы мы вышли на улицу. Там нас ждало все население города - 310 тысяч человек. Трояновский говорит нам, чтобы венков не снимали. В этих венках и надо идти - таков обычай. И вот мы идем, народ кричит: 'Да здравствуют советские летчики! Да здравствует советский народ!' Для Америки это неплохие выкрики. Идем, а я шучу ребятам: вот, мол, слонов по улице водят.

Кто же знал, что она из Вятки ?

И в Сан - Франциско мы ходили в венках. Там встреча носила более революционный характер. Пришли коммунисты, члены американской коммунистической партии с красными флагами и на них серп и молот. Характерно вот что: в Америке, когда вас везут по городу, приятно и страшно - впереди несутся пять мотоциклов, скорость 110 - 120 километров в час. А вас сажают на облучок, с которого на повороте можно упасть. Едем, держимся друг за друга, улыбаемся и понимаем, что могут убить свободно.

Нужно обязательно нанести визит мэру города. А он настоящий фашист. Но улыбается, принимает нас. Не принять не может, за это его могут больше в мэры не выбрать.

Нас беспрерывно фотографируют. Если бы нам отдали все снимки, то мы бы их не увезли. На митинге произошел интересный случай. Во время выступления мэра, которого мы не понимали, раздался истошный крик из толпы: ' Пустите меня, вятская я!'
Я думаю: ну сейчас будет какой-нибудь скандал, наверное, какая-нибудь белогвардейка. Женщина протиснулась и оказалась сзади меня. Спрашиваю ее, когда она бежала из Советского Союза, в 1917-м? Нет, говорит, 35 лет назад. Это оказалась молоканка. В Вятской губернии их преследовали, вот они и бежали.
' Пустите меня, вятская я!' Будто они там понимают, кто такая вятская.

А ковбои зря старались

Американская фирма воздушных сообщений любезно предоставила нам самолет, чтобы мы дальнейшее свое передвижение осуществляли по воздуху. Но мы отказались, посчитали, что проехать по железной дороге будет лучше. С земли все рассмотреть можно.
Характерно, что к поезду люди приходили даже ночью. Они как-то узнавали, что мы едем. Подходили к окнам вагона и просили нас встать и показаться им.
Проезжали одну из станций, где живет много ковбоев. Эти ковбои думали, что поезд будет стоять долго, и решили показать укрощение диких лошадей. Но, к великому сожалению, мы этого не увидели. Поезд стоял всего три минуты. Ковбои успели лишь подарить нам по значку.

Пришлось 'поплевать на пятки'


В Чикаго поезд стоял четыре часа. Мы вышли на вокзальную площадь и оказались перед огромной толпой народа. И вся эта толпа запела 'Интернационал'. Мы вышли с послом. Вы знаете, что 'Интернационал' не всегда полагается петь нашему полпреду. Если он запоет и мы двинемся, то это будет уже демонстрация. Поэтому нам пришлось поплевать на пятки и дать тягу через черный ход. Поймали такси и уехали на набережную огромного озера. А публика еще долго пела 'Интернационал', но уже без нас.

Заработали отпуск нашему послу

В Вашингтоне нас принял президент Рузвельт. Он пожилой человек, или, можно сказать, даже старый. По годам ему лет 60. Рузвельт умный человек.
Наша встреча была чисто формальной. Он спрашивал нас, как мы летели. Тяжело ли было, можно ли эту трассу использовать для пассажирского сообщения.
Встреча была короткой, но с нами был Трояновский. Мы вежливо раскланялись и вышли, а он остался и говорил с президентом Америки минут пятнадцать. Когда вышел, сказал: 'Все в порядке!'
Даже послу попасть к президенту не так-то просто, а тут такой случай. Думаю, что все члены партии понимают, как делаются политические дела.
Трояновский был доволен больше нас: ' Вы через Северный полюс перелетели и мне отпуск заработали. Теперь можно ехать отдыхать, а без меня один советник справится'.

Руки пожимать - еще та работа!

Потом был прием в нашем посольстве. 900 человек приглашенных. Особенности этого приема: все стоят, накрыты столы, за столами - обслуживающий персонал, все гуляют, кто танцует, кто что-то делает, подходят, наливают, закусывают.
Мы были обязаны стоять втроем. Все 900 человек по очереди подходили к нам и жали руки. Представляете себе! Так намотало, что жутко, а когда здороваешься, то надо еще и улыбаться.
Объяснили: больше гостей не будет. Ну, хорошо, пойду закушу. Подождите, говорят, гости будут уезжать и прощаться. Ну, говорю, нет, это дело так не пойдет, прощаться будем по сменам.
Всего больше было жаль жену посла Трояновского. У нее рука маленькая, тиснут - она улыбается, а у самой рука уже вспухла.

Адмиралу пришлось извиниться

На официальных приемах в кулуарах и делаются великие дела. Дипломаты говорят пока неофициально, намекают, а потом со временем скажут и официально. При нас один адмирал - это чин в морском флоте, высказался очень плохо о Советском Союзе. Трояновский попросил его извиниться. Он говорит: 'Я извиняюсь!' Трояновский заявил: 'Мне этого мало, мне надо, чтобы вы извинились через печать'. И пришлось этому адмиралу извиняться через печать. Это считается очень крупной дипломатической победой. На первый взгляд, кажется, что такое - извинение? А на самом деле это большое дело.

Мы и сами стали талисманами

В клубе, где собирается научная интеллигенция, есть глобус, на котором расписываются знаменитые исследователи. Расписались и мы. На нем каждое путешествие обозначено черными линиями, а наш маршрут прочертили красной.
Где бы мы ни выступали, нам матери протягивали своих детей и просили их погладить по головке. Они уверены, если мы погладим, то все счастье, которым мы обладаем, перейдет этому ребенку.

На нашем самолете остался трехдневный запас еды: шоколад, сухари, апельсины, лимоны, яблоки. Мы раздали шоколад солдатам: 'Ешьте на здоровье'. А они в ответ: 'Нет, это мы оставим для внуков'.
Оказывается, и для них мы были счастливыми людьми. Нам говорили, что только счастливым людям удается перелететь через полюс.

Пойте, пригодится!

В Нью-Йорке нам устроили грандиозный митинг. Собралось 12 тысяч человек. Причем все происходило в закрытом помещении. Описывать его не буду, у вас у каждого есть воображение. Ничего архитектурно красивого этот зал не имеет, но когда 12 тысяч поют 'Интернационал' - более красивого я не видел.
Мы стояли гордые: 'Пойте, товарищи, пойте!'
Со слов посла, который лучше разбирается в политике, было выявлено много друзей Советского Союза. Истинные американские рабочие подлинное лицо нашей страны знают и без газет. Это нас особенно тронуло и было особенно приятно.

Страна приказала - и я еду!

Нам всем надоело пребывание за границей, и мы сказали себе, что надо отправляться к себе домой, в Советский Союз. Нас посадили на самый шикарный пароход 'Нормандия'.
Рассказать, что такое 'Нормандия'? Я весь пароход не видел, не знаю, можно ли его осмотреть за рейс. Я не представляю, по-моему, нельзя. Это восьмиэтажный пароход, что-то 70000 тонн водоизмещением, четыре турбины, четыре гребных винта. Каждый винт диаметром 5 метров. Скорость больше 50 километров в час, идет и не уменьшает. Этот пароход держит голубую ленту за быстрый переход через Атлантический океан. Все на этом пароходе предоставлено для пассажиров первого класса.

На 'Нормандии' произошел очень характерный разговор с миллионером. Он спросил меня, как я богат. У них, между прочим, каждый миллионер оценивается таким образом: сколько стоит этот миллионер? 15 миллионов, это значит, что у него такое состояние. Я говорю: '170 миллионов'. Он спрашивает: 'Рублей, долларов?' Отвечаю: 'Населения'. - 'Как так?' - 'Очень просто: 170 миллионов работает на меня, а я на них'. Он за свое: 'Вам не нужны деньги?'
Говорю ему: 'Нужны, как не нужны?' Он не унимается: 'Вот вы едете в первом классе, а знаете, сколько это стоит?' Я говорю: 'Знаю, страна приказала - и еду'. Он больше со мной не разговаривал.


Пришлось и в смокинге походить

На этом пароходе мы испортили настроение одной американской звезде - Марлен Дитрих. Она хотела блеснуть и если бы знала, что мы едем, то наверняка на пароход не села бы. Все внимание на пароходе было обращено на нас.
На пароходе такой порядок: в последнюю ночь перед концом рейса устраивается бал, на котором все едят, артисты выступают, оркестр играет, получается вроде вечера самодеятельности.
Нам приходилось по три раза в день менять костюм. Вечером - обязательно смокинг. Что такое смокинг, я расскажу. Хочешь не хочешь, надевай накрахмаленную грудку, наклонишься - она жгутом делается, значит, стой, как истукан. Воротничок высокий подпирает, тебе глотать надо, а воротничок мешает.

Этот смокинг у меня висит, девать его некуда, разве: Да что, мы граждане Советского Союза смокинг надеть не можем? Нам купили самые шикарные. Каганович сказал в Нью-Йорке: 'Самые шикарные, черт с ними, с деньгами!'
Мы должны были соблюдать все правила этикета. Я в 1936 году во Франции научился что и как делать. Сидишь, смотришь: все начинают есть, смотришь, кто какую ложку взял и ты берешь. Мы честно выполнили все традиции капиталистического мира и нисколько не нарушили его своим присутствием.

Вместо штрафа нам руку пожали

Еще один характерный пример. В Нью-Йорке нас послали за город, в гости к русским детям. Наш шофер нарушил правила движения. Остановил полицейский и говорит: 'Получите квиток!' С этим квитком шофер должен явиться в суд, и судья ударом молотка постановит: двадцать долларов. Начнет водитель оправдываться - 30 долларов. Нагрубит - 40 долларов. Кассационной коллегии нет, и некому обжаловать. Наш шофер получил квиток и заявил: 'Господин полицейский, я везу советских летчиков'. ' Где они?' - спрашивает полицейский. ' В машине'. - 'Я могу им руку пожать?' - 'Пожалуйста?'
Инцидент был исчерпан.

Фашистам цветов не полагается

Нас хорошо встретили во Франции. Было преподнесено много цветов. Мы сказали, чтобы все эти цветы возложили на могилу разбившихся французских летчиков. Все зааплодировали. Нам сказали, что там есть могила летчика Мир-Моз, который недавно разбился. Было внесено предложение, чтобы на его могилу возложить эти цветы.
Тогда мы сказали, что одиночек не признаем, а признаем коллектив. Мы хотим связи с массами, и цветы возложили к общей могиле. Это была дипломатическая уловка. Этот Мир-Моз являлся заядлым фашистом.

Были счастливы вернуться на Родину

Самое приятное, товарищи, чувство, не знаю, кто из вас его испытал, когда переедешь нашу границу. Поверьте, товарищи, насколько тяжело ездить за границу. Когда я увидел, что стоит наш пограничник, то закричал: 'Здорово, пограничник!' Он ответил: 'Здравствуйте!'
Население нашей Родины встречало нас на всех станциях. Ночью ждали, пока не приедет поезд. Мне лично не пришлось спать ночами, а Байдуков с Беляковым менялись. На каждой станции нас хотели видеть и приветствовать. О приеме в Москве передать трудно. Можно сказать только то, что товарищ Сталин сказал: ' Вы, наверное, и сами не знаете, что натворили!'


Обе стенограммы заканчиваются возгласами: 'Ура Чкалову, Сталинскому соколу! Товарищу Сталину, ура!'